«Рудольф Штернблад» заложил крутой вираж, отслеживая широкую полосу повышенного радиационного фона: мерзавец славно маневрировал, но, увы, ни Пиллер, ни его люди были не в курсе, что в этом девственно чистом раю послед ионной колымаги светится, как сигнальная ракета.
«Изотопный след. Черт, как давно это было».
Я поерзал в кресле и уставился на мигающую панель на потолке рубки. Недра модуля, отряд «виндикаторов» на хвосте и попискивающий тонкий дозиметр. И Нагиса, готовый прыгнуть мне на голову.
Взволнованные воспоминаниями «Серии» зашумели в голове: они не любили мою память, а если уж прямо говорить — ненавидели. Теперь придется усыпить парочку-тройку из них до утра, иначе кошмары мне обеспечены. Треклятые куклы развивались, ломая ограничения, непрестанно лезли мне в мозги, и после каждого вылета я, полумертвый от неумолчного клекота, приползал к Акаги, чтобы она потерла им память и отформатировала прошивки. На поверку идеальные рабы оказались очень стремными, и, увы, не только для противников.
«Пристрелю старую суку, если не найдет способ усмирить их».
Я вызвал медицинское подменю на панели и слегка повисел над ним: с одной стороны, я точно буду яснее думать, с другой — отсутствие в бою трех «Серий». А лучше, конечно, четырех, тогда и мозги болеть не будут. Я помотал головой, отметая соблазнительную перспективу: возможно, Пиллера удастся взорвать бортовой «рельсой», возможно, — нет. Так что лучше оставить в строю шесть «Серий», а не пять.
Нужные команды отданы, фрегат ищейкой мечется по невысокому взгорью, а в мозгах затихает буря чужих недо-разумов. Акаги сказала, что дело не в «Сериях». Сказала, что проблема во мне, что моя идеальная совместимость с ними — это совсем не обязательно означает удобство и приятность. В конце концов, я ведь псих.
Я, помню, тогда смотрел на нее и видел, что профессор врала: все было не так просто, и она до одури боялась. То ли снова ее творения оказались куда страннее, чем предполагалось, то ли еще что. В конце концов, не моя печаль. Машут клинками? Машут. Дырявят врага из коил ганов? Дырявят. Слушаются меня? Еще как. Пусть еще, мать их, перестанут лезть мне в голову — и я буду счастлив. А проблемы самозарождения разумов и метания всяких еваделов меня не колышут.
Ну и где же ты, последний из «Чистоты». Сколько их было уже — этих последних? Они все вплывают и всплывают, и их биографии давно перестали интересовать меня. Каждый из них работал в организации, которую кормили с рук еваделы. Евадел теперь остался один, а следов из прошлого — много. Что не ясно? Все ясно, отец. Подробности связей «Ньюронетикс» с фашистами? Ничего не знаю, и знать не хочу. Разрешите идти?
— Я что, уснула?
Явление второе.
— Вроде того.
Аска шлепнулась в кресло рядом и зевнула.
— Ну, и где этот гад? — полюбопытствовала она, изучая экраны. Трогать что-либо в кабине я ей запретил, даже радарные и визирные панели. Не люблю я этого.
— Драпает. Судя по сигналам, вызывает свой корабль.
Она кивнула, массируя себе плечи: опять, скорее всего, в медблоке дрыхла вместо того, чтобы нормально улечься у меня в кровати. «Гордость у некоторых не лечится».
— Я Бетховена включу.
«… и вкусы — тоже». Ну что за существо: в кабине боевого фрегата слушать музыку. Хотя марши…
— Да мне плевать. Только в наушниках.
Аска хмыкнула и демонстративно включила громкую.
«О, черт». Мелодию даже я уже знал. Это был чертов «Marsch Des Yorckschen Korps», и меня, наверное, будут жарить в аду под эту бравурность и пафос. Я пожал плечами и отвернулся, чувствуя испытующий взгляд рыжей: та, наверное, на какую-то реакцию надеялась, дескать, чтобы я одобрил или вскипел от негодования. Но это значит: пререкаться, выяснять, что-то обсуждать.
Скучно. И голова от этого болит даже безо всяких «Серий».
— Навевает, правда?
Явление третье. Я ее когда-нибудь пристрелю. Один из самых дурацких ее подкатов: мол, давай поговорим о прошлом. Подразумевается, само собой, «о нашем прошлом», причем, о прошлом, которого никогда не было: мы никогда не слушали вместе эти ее марши. Да и всего остального тоже не случилось.
— Мне не нравится.
— Понятно. Поставить джаз?
А это уже что-то новенькое. Сорью смотрела на меня, и я сейчас отчетливо видел, зачем мне нужна эта рыжая стерва. Вызов. Постоянный и непрекращающийся, словно на тебя навели ствол, и никакая «Серия» от такого не прикроет. В такие моменты я точно знаю, почему тогда, среди горящего управления я не нажал на курок. А ведь можно было бы даже не мараться: просто приказать «Серии» нанести последний — сто какой-то там удар по истерзанной кукле. «Тем более что я давно уже путаю, кого как убил: кого руками „Серии“, кого своими собственными».