— Добрый вечер.
И еще этот голос. Он так подходил темноте, так великолепно соответствовал ей, что я сразу же включил свет, а Ева просто стояла напротив и внимательно на меня смотрела. Я отогнал надоедливую мысль о косметике и принялся стаскивать с себя плащ: боль в ладонях, по крайней мере, отвлекала.
— Вам помочь?
Я помотал головой. «Черт, ну начни же с ней говорить. Как ты себе вообще представляешь это?..»
— Вы ранены, Икари.
«Кто же тебя такую наблюдательную сделал!..»
Я успел даже поднять глаза и открыть рот для произнесения какой-то гадости, прежде чем до меня дошло, что сейчас происходит. А происходила вот какая вещь: я собираюсь спорить с синтетиком и хамить ей. И, что вдвойне интереснее, она ведет себя так, что мне от всей души хочется ей хамить. А втройне интереснее… Короче, я почему-то решил, что это ее заденет.
«Бред, бред, бред. В душ, предложить ей забиться в углу где-нибудь — и ложиться спать».
— Так, Аянами. Во-первых, я пошел мыться. Во-вторых…
Тут я запнулся и сообразил, что не знаю ее функционала — ориентировку я не читал, а папочка лично не удосужился ничего такого сообщить. Скорее всего, ясно дело, секретарь, но вдруг?
— Во-вторых, каково твое предназначение?
Я как раз отвлекся на развешивание пиджака, и потому не сразу понял, что Ева ничего не ответила, а оглянувшись, обнаружил — в который раз уже с Аянами? — невероятную вещь: теперь она явно раздумывала. То ли мощности «Нексус-6» кто-то злостно преувеличил, то ли…
— Я не знаю.
Вот почему я не удивлен, а? Держать синтетика с сорванным функционалом — это офигеть как в духе отца, и странно, что она еще раньше не подалась в бега. «Хотя… Стоп. Почему — сорванным? А если он вообще не закладывал в нее функционал?» Я посмотрел на седую девушку уже совсем другими глазами: «чистое» предназначение — это, строго говоря, запрещено, потому что безобразно осложняет предсказуемость действий синтетика. Да и вообще — просто усложняет Еву. А уж если это все положить на мозги и прошивки версии «ноль-ноль»…
«Нет. Бред — и точка».
С другой стороны, это объясняло, откуда такие ресурсы для эмуляции эмоций. Любопытно.
Я обнаружил себя в ванной — привычно уже так выяснил факт выпадения из времени. Бывает, после такого дня и не то еще бывает. Наверное. Я открыл кран, заткнул слив и тут понял одну неприятную вещь: а пробитых рук никто не отменял. И срочно надо с этим что-то сделать.
«Вот заодно и выясним ее возможности. На крайний случай — бинты размотает».
— Аянами?
Дверь в ванную открылась, и в зеркале показалось отражение Евы.
— Помоги мне. Ты умеешь управляться с ранами?
— Да. У вас есть антисептики?
— За этой дверцей. «Регеногель» — там же.
Я внимательно наблюдал за ней, с трудом подавляя орущие инстинкты — моя добыча открывала шкафчик в полуметре от меня. Я видел группы слабых точек, видел вытянувшуюся открытую шею, ушедший вперед локоть, видел опасно широкую одежду, в которой легко прятать оружие…
— Протяните руки. Какую обработать сначала?
Вздрогнув, я подал ей правую ладонь. Аянами щелкнула ножничками («когда она их достала?») и размотала бинты, придерживая мою руку за запястье. «А она ведь теплая».
— Швы держатся, но кровоточат, есть сепсис. Это… плохо.
«„Плохо“? Это что, мать вашу, такое?!»
— Аянами…
Ну и как это спросить? Она же не поймет вопроса. А, черт!
— Аянами, почему ты сейчас сказала «это плохо»?
— Потому что состояние ран неудовлетворительное, — ответила она, выливая антисептик на вату.
«Ну конечно».
— Это понятно, но… Ах-шш…
— Прошу прощения. Что вы хотели уточнить?
У нее были очень деликатные пальцы, и я невольно залюбовался мягкими точными движениями — прямо невозможно сейчас представить, что Ева способна теми же пальчиками передавить берцовую кость. Впрочем, вернемся к сути, потому как больно же. И щиплет.
— Я хотел уточнить, почему ты решила вслух выразить свое отношение… — тут я прервался на продолжительное шипение и стискивание зубов. — …К состоянию моих рук?
Рей смотрела только на мою ладонь, у меня в глазах все плыло от невыносимой свербящей боли, но каким-то шестым — восьмым чувством я понял, что вопрос оказался ей не по зубам.
И мне это ужасно не нравилось.
— Я посчитала правильным выразить сочувствие.
«Врешь. И не краснеешь».
Я уже почти терял сознание — мозги отключались от атаки со всех сторон. Весь этот огромный выматывающий день, две жуткие Евы… Три жуткие Евы. А теперь еще и это.