— Аянами. Размотай вторую руку, залей это… Гелем и хватит.
Она подняла глаза на меня:
— Его понадобится намного больше, если не продезинфеци…
— Наплевать. Я богатый парень.
Мягкое тепло обласканной плоти — «регеногель» взялся за дело. Слабость — боль потихоньку оставляла руки. Нет, все же боль — есть ребра и спина. Я не помню, как выпроводил Еву, как разделся и влез под душ — такую ерунду мозги просто не брали в расчет. Какие-то обрывки мыслей, какие-то попытки по привычке проанализировать день.
В общем, очнулся я от дикой боли в спине, когда попытался повернуться в кровати — просто повернуться с боку на бок. Это редкая мерзость: тебе снилась какая-то больная дрянь, ты просыпаешься от рези в ребрах, ничего не помня, с трудом соображая, кто ты. И в этот момент во всем мире, во всем твоем существе есть только твоя боль.
Как же я это ненавижу.
Я сел: мне надо обезболивающего, я дома, меня зовут Синдзи Икари. И я жив, и я даже вроде при мозгах, и это особенно приятно на фоне вчерашних событий. Взглянув на будильник, я убедился, что события уже все-таки вчерашние, и встал. Ночной мрак комнаты привычно пластовали жалюзи, привычно моргала за окном реклама, а слева что-то шевельнулось в моем кресле. Почти секунда мне понадобилась, чтобы ухватить свои рефлексы за загривок.
— А-аянами?
— Да, Икари.
Я уже почти видел, как в темноте расползается по полу лужа крови, как я уже придумал все (она вломилась, чтобы убить меня), как я для убедительности разношу свой замок…
— Ты спала?
— Да.
Ага. Я расслабился и опустил пистолет на кровать. Реклама за стеклом ушла на очередной пик, и в посветлевшем полумраке неясные очертания Евы стали объемнее, четче. «Плащ она свой хотя бы сняла», — понял я, присмотревшись. Ох ты ж, чем это она тут мне обивку пачкает?
— Аянами… Ты эту одежду лучше выкинь. Система утилизации в коридоре.
— Хорошо.
Мне, черт возьми, даже принюхиваться больно. Но зато голова вдруг заработала — всего лишь после трех часов сна. Интересно, к чему бы это? Может, к тому, что мне пора пообщаться с этим красноглазым существом? Или нет — не пора. Сначала нужно создать условия для комфортного разговора.
— И душ прими, что ли. С кого ты эту вонючую пакость сняла?
— Я не знаю, кто это был. Он пытался напасть на меня.
«„Был“, — отметил про себя я. — Муниципалитет докинул бы мне еще полтысячи сверх стандартной награды». Обитатели «бездны» — это, конечно, шлак, но шлак человеческий, и подохнуть, пытаясь напасть на Еву… Я криво ухмыльнулся. Вот почему-то я не сочувствую представителю своего вида, вот почему-то меня разбирает веселье. Это называется отсутствие биологической солидарности, но представить только рожу какого-нибудь «песочника», который вместо кайфа с перепуганной девочкой получает пробитое горло…
— Ты иди-иди, — сказал я, видя, что Аянами задержалась, изучая мое лицо. — Там халат где-то чистый был на полке.
«Кажется, был», — добавил я про себя, подумал и уточнил:
«Надеюсь, что был. Не хватало мне еще тут обнаженку созерцать. Сплошное расстройство ведь будет».
Я с трудом разработал суставы и поплелся на кухню, представляя, что со мной будет, если доживу лет до сорока. Избитые кости явно ведь лучше не сделаются, так что уже сейчас стоит подумать об этом дне. Напьюсь, затянусь сигаретой и приму заказ на свою последнюю Еву — поколения эдак «ноль-ноль-ноль». Которая, полагаю, будет изводить меня философскими парадоксами и рассуждениями в стиле: жизнь — дерьмо и надо пойти убиться. Я включил кофеварку и плюхнулся на стул, отодвигая болевые ощущения подальше. В ванной шумела вода, в голове — какая-то муть, а я осматривал свое умеренно загрязненное жилище и соображал, как же мне жить дальше и есть ли смысл планировать свой пафосный пьяный выход на последнюю Еву. Получалось, что не стоит.
Душ затих, в ванной послышалась возня, а потом зашуршала дверь, и я поднял голову. Седые волосы Евы, намокнув, сделались совсем голубыми, лицо порозовело, а мой теплый, изрядно ей великоватый халат довершал картину. И мне — сонному и разбитому — эта картина показалась… Страшной. Аянами садилась напротив, она раскрытой ладонью убирала влажные волосы с нежно-розовой щеки, она… Я просто понял, что, возможно, смог бы ее ликвидировать — тогда, в туннеле. Даже в дверях собственной квартиры — но не сейчас. «Да что же это такое? Это же искусственный человек, кукла!»
— Аянами, я хочу знать кое-что, — почти зло сказал я: мне срочно было нужно что-то, чтобы избавиться от дурацкого наваждения. Например, вот это:
— Почему ты сбежала?