Я мысленно дорисовал ей еще один плюс.
— О, ну что вы, — сказал осаженный Винс. — Но если чисто теоретически…
— Чисто теоретически, курю ли я в постели, может быть интересно только вашему самому главному.
Это называется — ядерный удар в глухую полночь. Германия начинает и выигрывает.
— Главному? — спросил Такагаса, изо всех сил делая невозмутимое лицо. — Капитану Мисато Кацураги?
— Нет, с женщинами мне как-то не очень, — безмятежно сказала Аска. — Главному — это старшему лейтенанту Синдзи Икари.
Скрипя шеей, я повернулся к ней и обнаружил ободряющую ухмылку. Ага, это шуточки у нас теперь такие. Ну-ну.
— Вообще-то, главный… — начал было Аоба, но Сорью вежливо подняла руку и принялась расставлять термоядерные точки, попутно повышая тон. И вот это уже было похоже на ту хладнокровную стерву, которая вышла из стратоплана. Выяснилось, что главный — это лучший, а лучший — это ее напарник. Я с интересом выяснил критерии своего превосходства, и испытал смешанные чувства: она в первых строках же разъяснила, что ее прислали сюда и прикрепили к человеку, который не может не быть самым-самым. Просто потому что. К тому же, мой стиль — это стиль не слишком разумный, но эффективный, что мои действия в «Брэдбери-таэур» — дебилизм, но дебилизм, достойный аплодисментов. А послужной список — лучший в отделении.
Я изучал царящую вокруг выжженную пустыню, которая еще слегка дымилась после отбомбившейся немки, и снова не мог понять: вот к чему это было? У Сорью что, стиль знакомства такой? Укатывать всех до уровня моря?
— А вообще, это все теория, — любезным тоном подвела итог Аска. — С коллегами я предпочитаю не спать. К тому же, у Икари есть девушка.
Ага, это я ошибся — последняя бомба ушла-таки по мне.
— У кого? — прокашлялся Винс, и это было уже откровенным хамством.
— У старшего лейтенанта Синдзи Икари.
Надо бы похлопать глазами еще, для вящей тупости впечатления. Нет, но какой сукин сын этот Винс? Это он что, в монахи меня записал? Или в «голубцы» прямиком?
— Во-первых, предлагаю не борзеть, — сказал я. — Без намеков и все такое, хотя бы при новенькой. Во-вторых, нам всем пора по делам.
— Есть, главный, — козырнул Аоба, и сразу стало ясно, что если раньше я был просто одним из козлов, то теперь превратился во всеми нелюбимого козла. Ну, спасибо моей напарнице. Подцепив брошенный капитаном планшет, я пошел к выходу.
— Синдзи!
Аска окликнула меня аж у выхода. Эдакая довольная кошка — только сливки с носа не облизывает. Я махом поубирал все выставленные ей плюсы и выжидающе уставился на рыжую — та, похоже, ни на грамм не комплексовала.
— Куда мы?
— В университет, — я уже успел пробежаться по шапке задания, но не горел желанием делиться чем-то с ней.
— Ага, ну, поехали.
Я с интересом посмотрел, как Сорью натягивает капюшон, маску, как вежливо делает ручкой оторопевшему Масахире. Такая милашка, ей богу, так и хочется гладить по головке.
Стерва.
— Недоноски какие-то, — сообщила Аска невинным тоном, наблюдая, как я вывожу ховеркар со стоянки.
— Да, они такие.
Разговаривать с немкой мне не хотелось совсем. Вот совсем-совсем.
— Терпеть не могу этого — только появляются новые буфера в поле зрения, и сразу же начинается слюноотделение.
Я думал. О многом. И о том, что я теперь самый крутой парень в управлении, и о том, что соваться даже с мелкой просьбой теперь к парням не стоит, и о том, что наглая стерва только что озвучила мои собственные мысли.
— Слушай, Аска, — сказал я с досадой. — Вот зачем ты это сделала, а?
— Сделала что?
— Вот это все: я, мать вашу, центр вселенной, а этот Икари — он мой, и он круче вас всех, потому что…
Сорью без улыбки смотрела на меня, и ее голубые глаза были совсем не радостными.
— А что тебе с этого?
— Что мне с этого?! Да ты что, издеваешься?
— И не думаю.
Я добил координаты в автопилот, ткнул штурвал и обернулся к ней:
— Аска, видишь ли, я с этими людьми работал. И работаю. И буду работать. А ты приехала и уедешь, а я…
— А ты останешься. И как был до моего приезда одиночкой, так им и будешь.
Она отвела взгляд и смотрела в окно — на оживший промороженный город. Там осыпался иней, почти снег, таял уже на нашем уровне в горячих потоках машин. На лице у немки блуждала какая-то тоскливая полуулыбка, а вот глаза были серьезными. Убийственно прямо серьезными.
— Они тебе не ровня, а то, что ты на них оглядываешься якобы — это твоя маска. Ведь ты коллег ненавидишь в душе. Просто за то, что они делят с тобой твою работу. Я ведь права, Синдзи?