Как выражается сестра, гостиной правит грудь.
За исключением вышивки и оранжевых виниловых обоев на одной стене гостиной, все остальное — мебель, предметы интерьера и занавески — в разных оттенках коричневого: светло-коричневое, темно-коричневое, красно-коричневое, янтарное.
За четыре года, прошедшие со смерти двоюродной бабушки, я мало что поменяла в квартире. По правде сказать, ничего.
Оглядываю спальню и вижу, что она похожа скорее на кабинет с письменным столом и бабушкиными бумагами повсюду. Это, однако, не мешает мне иногда оставлять гостей на ночь. Обстановка почти никого не волнует.
Вчера вынула из морозилки два бараньих сердца, положила на тарелку и поставила в холодильник. Я довольно редко ем мясо, но сердце ягненка— недорогое блюдо, которое двоюродная бабушка иногда готовила, когда мы жили вместе. Открываю холодильник и достаю сердца, свет образует треугольник на кухонном полу. Промываю сердца в мойке под холодной струей и слышу, как внизу открывается и закрывается входная дверь, на лестничной клетке раздаются шаги. Кто-то поднимается и, похоже, останавливается у моей квартиры. Шебуршится у двери и берется за ручку. Сомнений быть не может: кто-то пытается вставить ключ в мой замок. Я выключаю воду и вытираю руки. Уже собираюсь выйти, когда раздается стук в дверь.
На лестничной площадке стоит бледный усталый мужчина, вокруг шеи дважды обмотан шарф. Рядом с мужчиной чемодан. Мужчина держит в руке ключи, здоровается и извиняется за беспокойство. Говорит он по-английски, объясняет, что ищет квартиру, которую снял на праздники. Парень с мансарды иногда сдает туристам квартиру, но в последнее время редко. Он играет на бас-гитаре в группе, и мы с соседкой с нижнего этажа договорились с ним, чтобы дома он не включал усилитель. Несколько дней назад я как раз на него наткнулась, он сказал, что на Рождество уедет к матери, но ни слова о том, что сдал квартиру.
Объясняю мужчине, что он перепутал этаж.
Имя двоюродной бабушки до сих пор значится рядом со звонком, замечаю, что пришелец старается его прочесть. Я оставила бабушкино имя, а свое добавила ниже.
— Это третий этаж. Ваша квартира на мансардном этаже.
Мужчина благодарит, снова извиняется, говорит, что провел в пути тридцать три часа, не выспался. И добавляет:
— Я живу на другой стороне планеты. Против солнца.
Он смотрит мне через плечо, вглядываясь в темноту.
— Свет неисправен, — объясняю я.
Закрываю двери и снова принимаюсь очищать сердца от жира и сосудов. Закончив, режу на куски и обваливаю в муке. Когда выкладываю на сковородку, слышу, как звонит телефон. Он в коридоре, в кармане куртки.
Это сестра; включаю громкую связь и кладу телефон на кухонный стол. Она спрашивает, что я делаю, отвечаю, что готовлю.
Она спрашивает, переключен ли телефон на громкую связь. Я подтверждаю.
Затем она хочет знать, что у меня сегодня на обед.
— Сердца.
— И как ты их приготовишь?
— Пожарю с луком на сковородке.
— На растительном или на сливочном масле?
— На растительном.
— В муке обваливаешь?
— Да. А еще солю и перчу.
Сковородка и банка с мукой из запасов двоюродной бабушки. Банка эмалированная, на ней нарисованы котята.
Говорю сестре, что, поджарив сердца, добавлю воды и четверть часа потушу под крышкой.
— А что на гарнир?
— Вареная картошка.
Затем сестра хочет знать, по-прежнему ли у меня проблемы с электричеством. Отвечаю, что могу использовать только две конфорки.
— Иначе выбивает пробки. И только что перегорела вторая лампочка в коридоре.
Заканчивая чистить картошку, рассказываю сестре, что в тот же момент иностранный турист перепутал этаж и постучал в мою дверь.
Она спрашивает, откуда он, отвечаю, что не спросила, но он провел в пути больше тридцати часов.
— Он сказал, что живет против солнца, — добавляю я.
— В Австралии, — предполагает сестра. — Он был один?
— Да.
— А ты спросила, что он делает в нашей стране?
— Нет, не спросила.
— Ты сообщила ему прогноз погоды?
— Забыла.
Я выключаю конфорку и выкладываю сердца на тарелку.
Пока мою сковородку, сестра говорит, что забыла главное, а именно обсудить со мной семейный обед в сочельник. Отвечаю, что буду работать, что с последнего семейного обеда ничего не изменилось.