Выбрать главу

Я принимаю ребенка, когда тот рождается, поднимаю его и показываю миру. Я мать света. Я самое красивое слово языка.

Три минуты

Наложив два шва, я разрешаю родителям немного побыть наедине с ребенком. Если ветер не очень сильный, я обычно открываю дверь в конце коридора и выхожу на маленький балкон с видом на шоссе. В отделении девять родильных палат, и, как правило, я принимаю одного ребенка в день, но в сезонный пик рождаемости их может быть три. Иногда случается, что рожают в кафетерии, приемной, даже в лифте по пути в палату. Однажды даже бегала на парковку и приняла ребенка до смерти напуганных молодых родителей на пассажирском сиденье старенького «вольво». Весь день имея дело с плотью и кровью, я очень ценю небосклон.

Глубоко вдыхаю, наполняя легкие холодным воздухом.

— Она вышла глотнуть свежего воздуха, — говорят мои коллеги.

В последние недели происходили резкие изменения погоды.

Первую половину месяца термометр показывал двузначные цифры, природа ожила, и на деревьях появились почки. Четвертого декабря на самой северной метеостанции страны зарегистрировали девятнадцать градусов тепла, потом резко похолодало, за сутки температура опустилась на двадцать градусов, повалил снег. Снегоуборочная техника не справлялась с сугробами, снег заполнил небо, под его тяжестью прогнулись ветки деревьев, машины накрыл плотный белый покров, и к мусорным контейнерам приходилось пробираться по колено в снегу. Потом наступила оттепель, зарядили дожди, ручьи и реки выходили из берегов, растекаясь по дорогам и лугам, улицам и дворам, оставляя за собой грязь и обломки камней. Только несколько дней назад в теленовостях был репортаж из Южной Исландии о двадцати лошадях, оказавшихся в ловушке из-за наводнения. Оператор заснял хуторские постройки, выступавшие из воды, словно острова, и изнеможенных животных, которым, по словам хозяина, пришлось вплавь добираться до берега. Но что скрыла нахлынувшая вода, еще предстояло выяснить после того, как она схлынет.

— Теперь все не так, как должно быть, — говорит фермер корреспонденту.

То же самое утверждает моя сестра, синоптик.

— Остается только надеяться, что скоро все вернется на круги своя, — заключает фермер.

Ливнестоки на улице не справлялись, и несколько кладовых в подвале затопило. Оценивая ущерб в своей кладовке, я наткнулась на искусственную елку и коробку с елочными украшениями из дома двоюродной бабушки и забрала находку к себе на третий этаж.

Ливни по всей стране сменились сильными заморозками с сопутствующей гололедицей, и на этой неделе поступили две роженицы с загипсованной рукой. Неизменным оставался только сильный ветер. И темнота. На работу идешь в темноте и приходишь с работы домой в темноте.

Когда я возвращаюсь, новоиспеченный отец стоит в коридоре у кофейного автомата. Он делает мне знак, что хочет поговорить. Они с женой оба инженеры-электрики. Одна моя коллега рассказала об увеличении числа супружеских пар, в которых муж и жена имеют одинаковую профессию: два ветеринара, два спортивных комментатора, два священника, два полицейских, два тренера, два поэта. Выбирая напиток, инженер поясняет, что малыш должен был родиться двенадцатого декабря, двенадцатого числа двенадцатого месяца, в день рождения дедушки своего отца, но задержался более чем на неделю.

Он пьет кофе и смотрит в пол, его явно что-то тревожит. Допив, заводит разговор о времени рождения, хочет знать, как именно его определяют.

— Отсчитывают от появления ребенка на свет.

— А не от того момента, когда обрезают пуповину? Или, может быть, от первого плача?

— Нет, — отвечаю я, подумав о том, что плачут не все дети.

— Понимаю. Но мне бы хотелось, чтобы в метрике написали, что он родился в двенадцать минут первого вместо девяти минут первого, то есть в двенадцать минут после двенадцати. Разница всего три минуты.

Я внимательно разглядываю своего собеседника.

Они приехали в родильное отделение ночью, он мало спал.

— Это было бы компенсацией за двенадцатое число двенадцатого месяца, — добавляет он, сжимая картонный стаканчик.

Я задумываюсь.

Мужчина просит, чтобы ребенок был нерожденным первые три минуты своей жизни.

— Мне было бы очень приятно, — говорит он в заключение.

— Я могла бы немного подвести часы.

Он выбрасывает стаканчик в мусорный контейнер, и мы вместе направляемся в палату, где ждут мать с сыном. У входа в палату он останавливается.

— Я знаю, что Герд хотела дочку, хотя она виду не подавала. Женщины всегда хотят дочерей.