Выбрать главу

— Нет, детей нет.

Затем он опять проверил дочь. Она была в безопасности.

Потом я встретила их, когда сдавала ключ от шкафчика, и он показал мне фотографии остальных детей.

В два часа ночи я заканчиваю наносить первый слой краски в столовой. Закрываю банку и споласкиваю валик. Кажется, слышу шаги в мансарде, и мне приходит в голову, что это не может заснуть турист, живущий против солнца.

На днях, когда мы столкнулись на лестнице, он рассказал о проблемах со сном из-за разницы во времени. Сообщил, что обнаружил: днем нельзя читать, не включив свет. Затем спросил, читают ли люди летом во дворе, и я подумала, что мы не в той стране, где легкий ветерок листает страницы, а облака проплывают мимо и танцуют на стихах.

— Здесь не принято читать на улице.

Теперь я не уверена, что достаточно ясно растолковала ему, насколько безумной будет погода.

Я засыпаю, но вскоре просыпаюсь оттого, что в комнате жужжит муха; включаю лампу на ночном столике. Затем вылезаю из кровати, приношу сборник стихов из книжного шкафа, ищу глазами горизонт. Сколько всего ждет людей на горизонте: лодки, солнце, заморские страны, даль, революция, хлеб, время, сомнение, справедливость, истина, остров, страдание, мужество.

Черная дыра

Я лежу в кровати; на стене, у которой она стоит, оконный переплет рисует тень в форме креста.

Вчера перед уходом подруги помогли перетащить письменный стол из спальни в гостиную, на место дивана. Он идеально встал у стены рядом с книжными полками. А в спальне я смогла переставить кровать, так что теперь будет легче открывать дверь. Сегодня расставлю книги.

— Не могла не заметить у тебя в комнате искусственную елку и коробку с игрушками, — сказала Вака, когда мы остались наедине.

Она предложила поставить елку. Взяла коробку с украшениями и принялась их разглядывать. С большим интересом.

«Как в Национальном музее», — гласило ее заключение.

Бегу вниз за газетой и быстро просматриваю, пока готовятся тосты. Задерживаюсь на одной заметке, мое внимание привлекает фотография. Заголовок: «В центре черной дыры есть свет». Далее следует лаконичный рассказ о том, что удалось сделать первую фотографию черной дыры и выяснилось, что из нее исходит свет. Фотография не очень четкая, но на ней видна черная в крапинку поверхность — мне почему-то приходит на ум УЗИ при беременности, — а в середине этой поверхности светлое отверстие, как в конце длинного тоннеля.

Двоюродная бабушка вышла на след. В письме к Гвиневер она именно так и выразилась: вышла на след. В темноте, в самом сердце темноты есть свет, писала она.

Я слышу шаги на лестнице, чуть позже кто-то стучит в дверь. Собираю волосы резинкой и иду открывать. За дверью стоит сосед с мансарды, в руках аккуратно сложенное постельное белье, которое он протягивает мне со словами благодарности.

— Я его погладил, — сообщает он.

Уходить он явно не собирается, так что мне ничего не остается, как пригласить его войти. Он проводит рукой по виниловым обоям в коридоре и говорит, что похожие были в квартире его бабушки.

Внимательно осмотревшись в гостиной, сосед останавливается у книжных полок, достает сборник стихов Борхеса и говорит: у меня тоже есть такая книга. Потом просматривает пластинки, задерживается на «Утешении» № 3 ре-бемоль мажор Ференца Листа и говорит: у меня тоже есть такая пластинка. Затем подходит к окну и смотрит на улицу. На фонарном столбе сидит чайка с желтым клювом, перья растрепаны, я слежу, как она слетает на тротуар и вперевалку ходит между машинами в желтом отсвете.

Я оставляла на ночь окно в гостиной открытым, чтобы выветрился запах краски, и на подоконнике образовалась инеистая пленка. Мне приходит в голову, что нужно пересадить бегонию.

— Раньше мне казалось, что в окно проникает совсем мало солнечного света, — говорит гость. — Только красная полоска ненадолго.

Поправляю браслет двоюродной бабушки. Вращаю его на запястье. На ковре с желтыми розами стоит елка. Раньше я ее никогда не украшала.

Спрашиваю, когда родился его сын, и он говорит, что семнадцатого июля.

— В середине зимы, — добавляет он.

Спрашиваю, впечатлительный ли он, и отец отвечает, да, как его мама.

Спрашиваю, готовит ли он сыну завтрак, выясняется, что готовит.

Спрашиваю, боится ли он за сына, и гость признается, что да.

Тогда я вдруг вспоминаю фрагмент сна, приснившегося этой ночью; уже просыпаясь, услышала голос двоюродной бабушки: все люди потрепаны жизнью, Дия.

Он стоит совсем рядом, и я думаю: а что теперь, что дальше?