го хуже. И хотя я говорил громко, да и она стояла недалеко, реакция равнялась нулю. Я еще раз убедился в заявлении, что женщины прекрасно умеют симулировать. Правда, с какой целью она симулировала тугоухость или симптомы даунизма, для меня осталось загадкой. - Девушка, вы меня слышите? На этот раз официантка соизволила подойти к столику. Правда, судя по ее лицу казалось, что я недееспособен и обделался, а ей предстоит все это убрать. - Чего вам? Я смотрел на нее, как будто спрашивая: за что ты так со мной? Я ничего еще не попросил у тебя, а ты уже смотришь на меня так, как будто я звоню в твою дверь в семь утра воскресенья и прошу поговорить со мной о Боге. - Кофе. Просто черный кофе, пожалуйста. Без сахара. Официантка одарила меня взглядом, в котором была одновременно и злоба, и зависть (я уже упоминал, что хорошо одеваюсь?), и даже похоть. Боже мой, и это только понедельник. Кажется, я собрал материала уже предостаточно. Она ушла, явно держа в голове: «Вот жлоб! Дорогой пиджак, рубашка. Наверняка зашел на обеденный перерыв. Денег много. И только кофе. Черный, без сахара ему!». Черт! Ты придумала сама себе историю про меня, мое место работы и достаток, и на основании всего лишь своих домыслов ты смеешь желать мне зла? Неужели теперь все размышляют... Так же? Я вынул из внутреннего кармана пиджака записную книжку и ручку. Нервно расписав стержень в углу листа, я стал перечислять все грехи, по возможности указывая их количество, место и степень. Сначала перечисления удостоилась только лень, но я продолжал и продолжал писать все, что было увидено моими глазами и то, что я ощутил всеми фибрами моей души. Здесь была и зависть, и чревоугодие, и алчность. И гнев с блудом. И гордыня. То, что я считал своим рассудком, смешалось с грязью и пылью; в своей голове водили хороводы гордых шлюх и злобных завистников. Люди сжирали друг друга, забывая о том, кто кому брат, мать или отец. Как известно, любые эмоции - это энергия. Я словно оказался магнитом для всего, что творилось на этой планете; безудержная энергия, подкармливаемая людьми, вырывала души, замещала сердца. Блуд и чревоугодие стали достоинствами, а скромность и послушание - пороками. Я ощущал это от каждого, каждого на этой планете, даже младенцы в остервенении кусали материнскую грудь, чтобы получить больше молока. Если матери, конечно, не бросали своих детей сразу после рождения. Застряв в сером клейстере греха, я на время забыл о том, кто я и где я. 5. - А у вас ручка упала. На меня смотрела пара колюче-голубых глаз. И почему-то мне совершенно не хотелось смотреть куда-либо еще помимо них. -Слышите? Я очнулся. Оторвал от себя последние комки грязи, облепившей мое сознание. Кофе уже остыл, а значит, я пробыл здесь довольно долго. На протянутой ладони в ярко выраженными линиями лежала моя шариковая ручка. Сбросив оцепенение окончательно, я забрал ее. - Спасибо. Простите, я совершенно задумался и потерял связь с реальностью. - Ничего страшного. Я тоже часто так делаю. Помогает жить дальше. В полуметре от столика стояла девушка. Официантка одарила ее более злобным взглядом, чем меня. Ревность? Внезапно я почувствовал, что я не ощущаю рядом с ней отрицательных эмоций. Ингредиенты мерзкого клейстера атрофировались и приобрели очертания почти забытых мной добродетелей. - Будете кофе? - Буду. Сейчас я сама его оплачу. Не зря же сюда пришла... Мы сидели за одним столиком, не касаясь друг друга ни руками, ни коленями. Я нашел что-то большее, чем просто рукопожатие, просто поцелуй, просто секс. Ее как будто окружала защитная сфера, которая игнорировала и лень, и зависть, и даже гнев. Мое сознание отпустило старые привязанности, открывая двери чему-то новому, большому и теплому. Я потерял счет времени. Мы говорили о книгах, о музыке, о тех местах, где ей не приходилось бывать, но довелось услышать; сидели в моей маленькой квартире на низком диване, гуляли по улицам, вызывая недовольство бесцветных прохожих, случайно задевая их лучами нашего счастья. Она заражала мир вокруг жизнью и светом. Мир сопротивлялся, отплевывался, но иногда все-таки сдавался. Потом я предложил ей стать моей. Она согласилась. Моя командировка задерживалась. Я взял больничный, а потом отпуск по уважительной причине. Причину указывать пока что не стал. Много вечеров после я овладел ей. Она была кроткой и чуткой, беззащитной и женственной. Ее запах служил приманкой для зверя, и я - этот зверь - упивался ей без остатка. Раньше я не знал, что плотская любовь мужчины и женщины может быть настолько чувственной. Я входил в нее, покрываясь мурашками от легкого прикосновения ее кожи, гладил ее, влажную от нас обоих. Ее руки как будто знали меня: пальцы сильно сжимали меня, напоминая о том, что мы все еще находимся в наших телах. Я проводил кончиком языка по ее губам, снимая слова любви и страсти, боялся порезаться об их прозрачную и чистую хрустальную поверхность. Я познал, что такое свет и счастье. 5. Я еще раз проверил все списки. Лень, гнев, гордыня, другие грехи - всего здесь было настолько много, что я просто указывал коэффициент, во сколько раз необходимо было умножить указанное мной значение. За такую прекрасную, полную и качественную статистику мне однозначно должны выделить премию. Настало время возвращаться. Узнав о том, что мне нужно уезжать, она просто ушла паковать свои вещи в дорогу. Я уверен, что поступаю правильно, забирая ее отсюда. Надеюсь, меры по ликвидации этого гнезда греховности будут приняты оперативно. Кажется, все собрано. Я еду с ней. Она лежит на моих коленях. Неужели я стал человечнее людей? К тому времени, как мы достигнем точки назначения, Земли уже не будет существовать. А мы продолжим идти дальше. Я вернусь к своей работе и смогу приходить домой, не открывая дверь собственными ключами. Меня будут ждать двое. Она и тот, кто уже тихонько покалывает ее увеличившийся за последние 7 месяцев живот своими маленькими черными рожками.