Федин в любой стране умел находить товарищей и друзей среди передовых мастеров культуры, выражаясь символически, по знакомому напеву "Интернационала".
Когда талантливому греческому поэту и мыслителю Костасу Варналису была присуждена Ленинская премия "За укрепление мира между народами", Федин, приветствуя его, писал:
"Премия мира имени Ленина - человека, который на другой день после победы Октября, в разгар мировой войны выступил с созданным им Декретом о мире, положившим основу советской политике мира и дружбы между народами, эта премия его имени, присужденная сторонниками мира, обращает на них всеобщие взоры".
Не случайно вспомнил Федин ленинский Декрет о мире - этот великий исторический документ новой эры, открытой Октябрьской революцией. Именно в нем основы, корни советской политики интернационального содружества народов земного шара.
По напеву "Интернационала" Федин издавна узнал и полюбил Костаса Варналиса, высоко оценив национальную самобытность его произведений, предназначенных не одной только Греции, но и всему человечеству.
Книгу "Писатель, искусство, время" заключает небольшая новелла "Преграда войне", где Федин рассказывает о своем первом посещении дворца Цвингера - Дрезденской галереи. Вот он рассматривает жемчужину и славу Дрездена - "Сикстинскую мадонну". Неожиданно рядом с ним возникает человек, на бедре которого свешивается с пояса объемистый револьвер в коричневой кобуре.
"Два символа явились тогда передо мною, - пишет Федин, - выражающие трагический контраст между миром и войной: искусство и оружие. Я посещал потом Цвингер много раз. И всякий раз глубже и глубже видел в искусстве свидетельство интеллектуальной и душевной, благородной силы человека, которая объединяет людей в человечество и - мне думалось - когда-нибудь станет одной из преград войне".
Эти слова своего рода символ веры - сокровеннейшие мысли Федина о роли искусства в судьбах человечества.
Напряженные поиски наиболее полного и точного выражения самых жгучих тем современности в их историческом разрезе, постоянное стремление показать человека, его судьбу пластично, живо, до физической ощутимости его бытия, были характерны для Федина.
Отсюда постоянное стремление обрести естественный, наиболее органический сюжет, который не путем внешних сдвигов, а внутренне закономерно, согласно правде жизни, правде истории раскроет характеры героев, иными словами, человеческие судьбы в процессе их конкретно-исторического развития.
- Герои сами складывали эти сюжеты, других они сложить не могли, сказал Федин о романах "Первые радости" и "Необыкновенное лето".
У Федина чрезвычайно острое сознание долга, ответственности перед временем. Он был последовательно строг и к себе и к другим, когда нарушались требования историзма.
Отсутствие исследовательского, творческого отношения к фактам истории естественно влечет за собой утрату живого чувства времени, игнорирование процесса развития.
На читательской конференции в Саратове (сентябрь 1959 года) на вопрос о том, как он относится к экранизации "Необыкновенного лета", Федин ответил, что автор кинокартины пробует подкупить зрителя шоколадками, которых не было в 19-м году.
- Красивый кавалерист сидит на красивом коне и машет ручкой красивой барышне - вот что иногда получается... Сейчас я работаю над третьей книгой трилогии - там Отечественная война 1941 года. Так что же, буду писать, что были шоколад и картинки, что было сладко в 1941-м? Никогда.
Постоянное стремление быть верным времени, чувство эпохи делают произведения Федина (независимо от темы) подлинно драматичными и остро современными.
О новом мире и его драматической борьбе с враждебными силами старого писал Федин во всех своих книгах, начиная с первого романа "Города и годы".
"Новый человек стоит во весь рост перед современником-писателем. Каким он будет изображен в наших книгах, этот человек, переломивший все препоны, избежавший неисчислимые засады, капканы и петли, расставленные на его дороге ненавистниками коммунизма? Каким предстанет он в его собственных глазах и в глазах своих друзей на всех континентах мира?" Эти вопросы задал Федин и самому себе, и другим писателям с трибуны Третьего Всесоюзного съезда советских писателей. И задал потому, что они всегда глубоко волновали его.
На каждом этапе исторического развития страны вопросы эти возникают как бы заново, требуя нового решения, ибо исторически закономерно менялись не только качества характера героя времени ("новый человек" становился новым по-новому), но менялся и сам писатель - его отношение к действительности, а следовательно, и его вкусы, его эстетические требования. Это двойное изменение определяло идейно-эстетическое содержание образа героя времени в каждом новом произведении Федина.
И во всем этом многообразии, в непрерывном открытии нового и нового был единый идейно-эстетический стержень. Недаром Федин говорил о себе, что ни одна из его сегодняшних строк не возникла бы без того, что он писал двадцать и даже тридцать лет назад.
Об этой целостности, поразительном единстве творчества Федина сказал Николай Тихонов, его вернейший друг и соратник, начиная с 20-х годов и кончая последними днями его жизни:
"События, о которых рассказывает в своем творчестве Константин Федин, захватывали и Россию, и Запад. То, о чем рассказано в романе "Города и годы" или в "Похищении Европы", нашло свое продолжение в "Костре".
Для Тихонова, по его словам, Федин "был и остается голосом мира и будущего, человеком дружбы народов и торжества веры в человечество".
Таким Федин был и остался для близких и дальних, для тех, кто знал его лично и кто знал только по книгам - книги не умирают.
"Основным качеством слова, - говорил Федин в выступлении на дискуссии о судьбах романа, организованной в Ленинграде (1963 год) Европейским сообществом писателей, - остается всегда смысл. В социалистическом реализме этот смысл - человечность нового мира".
Человечность нового мира! Здесь основные принципы, корни эстетики Федина, философско-этический смысл романов "Первые радости" и "Необыкновенное лето".
Б.Брайнина