Он молча смотрел на нее с минуту, наверное, пугающе, не моргая. А потом рассмеялся и скормил вторую конфету ей. Стана уже не помнила, о чем он ей тогда рассказывал. Помнила только, как он таскал ее на руках, катал на качелях, и как она тащила его бить лицо мальчику, который дергал ее за косички. Тогда случился конфуз: узрев разгневанную Стану за ручку с самим Алым, обидчик со страху описался и разрыдался. Директор долго извинялся, а Алый ржал в голос, обнимая ее, а потом повел гулять, и Стана рассказывала ему про маму и папу, и про отчима, а он курил и гладил ее по голове. Было почти смешно, что она не запомнила его лицо, хотя маску он тогда точно снял, но до сих пор помнила терпкий запах сигаретного дыма.
Алый уехал, а через месяц Стане привезли посылку: платьица, модель истребителя, куча вкусностей и странный, запакованный в пластиковый мешок плюшевый мишка с оторванным ухом. Мишка жил у нее до сих пор, хотя его историю она узнала много позже: рассказал директор приюта год назад, когда она уже выпускалась. О таком в учебниках не писали…
Лектор перешел к перечислению героев войны, а Стана закрыла лицо руками, пытаясь сдержать слезы. «Покончил с собой» — так писали про Алого в газетах. А она до сих пор пыталась не вспоминать, что именно тогда она заболела и не написала ему свое традиционное ежемесячное письмо. Он всегда отвечал ей. Всегда писал, как ждет ее писем. Глупо было думать, что герой войны покончит с собой, не дождавшись письма десятилетней девочки. Глупо и наивно. Но Стана все равно винила себя.
— … Эти имена вписаны в нашу историю, как имена людей, спасших мир от ядерной катастрофы. Людей, сохранивших этот мир таким, каким мы его знаем, — градус пафоса в голосе лектора повышался с каждым словом. — Да?
— А остальные?
Джейк бодрствующий и задающий вопросы — это было неожиданно, сам вопрос — неожиданно вдвойне. Она вздрогнула и резко повернулась к другу. Тот сидел слишком прямо, вцепившись в столешницу пальцами. На его лице была странная смесь решимости и обиды.
— Простите?
Джейк тряхнул головой. В его глазах Стане мерещился отблеск странной, необъяснимой боли. Что с ним такое?
— Остальные имена? — он почти прошептал это, но голос стал крепнуть и набирать силу. — Имена тех, кому не повезло? Кто не дожил до победы? Их имена в историю не вписаны, да? Про миллионы погибших проще забыть и отдавать честь лишь тем, кто оказался чуть более удачливым?
— Джейк, — лектор казался потрясенным, да Стана и сама чувствовала себя так. Ее друг, насколько она знала, никогда не интересовался историей. — Вы, разумеется, правы, но к чему это?
Она вздрогнула, услышав рядом хриплый смех.
— Потому что вы предпочитаете не помнить. Потому что слышать, как вы превозносите одних, почти молитесь им, а прочих вспоминаете лишь, как «множество жертв во славу победы»… — друг вскочил и легко сбежал по ступеням. — Извините.
Лектор недоуменно хлопал глазами на закрывшуюся за спиной Джейка дверь, а Стана уже сорвалась следом за ним.
— Я… — она умоляюще посмотрела на преподавателя, уже сжимая пальцами гладкую ручку. — Можно?
Тот кивнул, и Стана вылетела в коридор, гадая, где теперь искать Джейка и что, черт возьми, только что было?
Ответов на оба вопроса у нее не находилось. Хотя, по первому, наверное, стоило проверить кафетерий и библиотеку, а вот по второму…
Нет, то, что ее друг говорил только что на паре — это звучало правильно даже. Она действительно никогда раньше не задумывалась, кем были погибшие, что сделали для победы. Как их звали. Были строчки в учебниках: про «жертв», как сказал-процитировал Джейк, и про то, что в тех же летных звеньев до конца войны дожила примерно половина личного состава — но это же, и правда, не то.
В студенческом кафе друга не было. Стана взяла себе кофе с собой, улыбнулась охраннику и пошла к библиотеке, располагавшейся в отдельном корпусе. Прогулка до нее через парк раньше всегда ее успокаивала, но не сегодня. Она не могла избавиться от мыслей, помнили ли они бы имена Ская и Алого, например, если бы тем не посчастливилось дожить до победы. Казалось бы, сотни боевых вылетов, столько сражений, выигранных во многом благодаря им, но… Сколько имен таких же героев она не знает, потому что какой-то бой оказался для них последним?
В библиотеке было пустынно, охранник на входе уверил ее, что Джейк не приходил, но Стана все равно зашла. Привычно кивнула библиотекарям, жестом отказалась от помощи и уверенно направилась к дальним стеллажам, где стояли труды по военной истории, хроники и воспоминания тех, кто эту войну прошел. Она набрала с десяток томов, пока стопка не стала совсем неподъемной, и лишь тогда остановилась и потащила все свое богатство к столу.
Обычно Стана писала заметки по прочитанному на планшете, но сегодня все было как-то необычно, и она достала из сумки пачку честно утащенной у Алека — с его разрешения — бумаги и карандаш.
Хроники и научные труды не сильно отличались от учебников, в них были все те же общие фразы: жертвы, множество погибших, герои, оставшиеся безымянными. Стандартное «Родина вас не забудет», в общем. Уже на второй книге Стана придвинула к себе бумагу, взяла карандаш и начала задумчиво водить им по бумаге, скорее просто расслабляясь, чем действительно пытаясь что-то нарисовать. Тем более, что листать монументальный труд известнейшего специалиста по новейшей истории это не мешало. Специалист распространялся о предпосылках войны и ее последствиях, особенно макроэкономических, щедро ссылаясь на работы других ученых. Выглядело это почти как реклама. Стана захихикала и отложила книгу, придвигая к себе мемуары одного из адмиралов ВМФ, которые определенно лучше соответствовали целям ее изысканий.
— Можно? — послышалось откуда-то сбоку.
Девушка рассеянно кивнула, не отрываясь от чтения. Она закончила рисовать и стала записывать имена, которыми щедро сыпал рассказчик-адмирал: капитаны от первого до третьего ранга, чьими самоубийственными и отважными решениями переламывался ход войны. Она никогда не слышала о них до этого, и это было неожиданно.
Кто-то засмеялся, неприлично громко для этого храма знаний, но привычного шиканья возмущенных библиотекарей не раздалось. Стана с сожалением оторвалась от книги и обернулась: рядом с ней стоял Скай, держа в руках давешний монументальный труд, и давился с трудом сдерживаемым смехом.
— Я, кажется, понял, что вас так развеселило, — он перевел взгляд на нее. — Куда только смотрят издатели, прямое нарушение законов о рекламе в печатной продукции же. Да и заимствований для научного труда многовато.
Стана натянуто улыбнулась. В последние недели ей казалось, что этот отдельно взятый профессор ее преследовал. Он слишком часто оказывался рядом, где бы она не находилась, и, при этом, девушке вспоминалось, как она два месяца охотилась за ним ради пересдачи зачета по общей физической подготовке. Тогда — еле нашла поймала, между прочим.
— Да, с отсылками он переборщил.
— Готовитесь к докладу по истории?
Кажется, передать «сгинь» интонацией ей не удалось, Скай продолжал невозмутимо стоять и смотреть на нее. Минутой спустя, так вообще сел рядом, устраиваясь поудобнее, всей позой показывая, что никуда не торопится.
Ну, хотя, да. Она же опять прогуливает.
Стана мысленно досчитала до десяти и улыбнулась шире.
— Да. Мой однокурсник сегодня поднял на паре интересную тему, и я решила покопаться в первоисточниках, — она постучала ручкой по исписанно-изрисованному листу.
— Выписываете имена героев?
— Исключительно погибших героев. Эта сторона военных лет недостаточно широко освещена в учебниках.
Разговаривать с ним вот так, максимально формально, оказалось в разы легче. С машиной по-машинному, да?
Стана с удивлением поймала себя на мысли, что сегодня он ее почти не раздражает. Его улыбка и жесты казались чуть более человеческими и расслабленными, чем обычно, а в глазах все еще искрилось непритворное веселье. Практически: «Отпусти меня чудо-трава». Нет, раздумывать о том, чего мог курнуть профессор в окно между занятиями, все-таки не хотелось.