Она не знает. Это решило все.
К тому моменту, когда пришел ее ангел и произнес имя ее вечного видения — она уже знала, что делать.
«Я знаю форму боли», — сказала она себе парой часов ранее, опрокидывая в себя яд с высоким содержанием алкалоидов.
«Мне нужна она, и я готова платить», — сказала она призраку Ская в глазах своего ангела.
«Я хочу жить», — подумала она, закрывая глаза.
Синтезатор речи — семьдесят пять процентов. Механические повреждения, процесс восстановления запущен.
Мелкая моторика — шестьдесят два процента. Модуль поврежден.
Ручка выводила глупые, бессмысленные строки, неровные буквы скакали по бумаге, в глазах начало двоится.
Когда ее ангел пришла — она почти готова была играть любую роль, но у нее не получалось. Надежда — глупое, глупое чувство.
А ангел была испугана, так испугана, что преподнесла себя на блюде с красивой сервировкой.
Виски пронзили иглы резкой боли.
Ошибка синхро…
— Кто ты? — крик привел ее в себя. Перед глазами скользили красные круги и всплывающие предупреждения.
Ошибка синхронизации. Прервать процесс?
Ок — и никакой боли. Тишина, спокойная размеренная жизнь. Растянутое в вечность умирание.
Одна цитата и одно имя.
Отмена.
«Я знаю форму боли…»
По телу прокатилась первая волна жара, отдающаяся болью в висках и затылке, а когда боль отступила, и ее ангел вытерла слезы и ушла, ей стало холодно.
Стана проснулась от того, что замерзла. Руки и ноги были ледяными: кажется, кто-то всерьез напутал с системой климат-контроля, общей для всего общежития. Она плотнее завернулась в плед, но, все равно, ей было нестерпимо холодно, даже зубы стучали.
Горячий душ помог замерзшему телу, но разумом она еще была в том странном, непонятном сне. Он вызывал ощущение déjà vu, с которым Стана отчего-то не могла справиться. Ей упорно казалось, что это — все это — уже было. И даже с ней, только как-то немного по-другому. Если бы она могла вспомнить свой кошмар в деталях, но, увы, даже улучшенная память подводила. Общие ощущения, боль, механические и заторможенные мысли вспоминались с легкостью, только ничего конкретного, за что можно было бы зацепиться и размотать весь клубок в них не было.
Она обреченно вздохнула, быстро собралась и пошла на пары. Две недели счастья позади: сны без сновидений, лекции и встречи с Алеком. Она уже почти поверила, что все стало хорошо, но кошмары вернулись. Психолог сказал ей, что они ушли, потому что она самой себе призналась в своих чувствах, поняла и приняла свои страхи. Верить в это было приятно, и Стана верила, как ей казалось, небезосновательно.
Безосновательно. Теперь это было уже очевидно. Что бы ни было причиной ее странных снов, оно не собиралось так легко сдаваться.
Ей хотелось написать Алеку, сказать, что она не приедет, но коммуникатора у ее подопечного не было, да и нечестно было бы бросать его вот так, особенно зная, что это может быть последняя их встреча. В таком ключе, по крайней мере. Вроде бы, он наконец-то решился попытаться пройти тестирование и восстановиться и в правах, и на работе. Если повезет, он действительно сможет «накормить ее мороженым и укатать на каруселях». Если не повезет… нет, об этом Стана думать не хотела.
Да, она и об удачном исходе старалась не думать. Что общего может быть у оперативника госбезопасности и студентки-второкурсницы? Все ее чувства, даже если они не безответны, останутся в этом доме вместе с его болезнью. А за его пределами — будет невозможной удачей, если Алек с ней хотя бы поздоровается.
Отчего-то ей было очень легко представлять его в форме. Стане казалось, что ее подопечный, может быть, оперативник, как он и говорит, но далеко не в последнем звании в своем подразделении. Какое-то такое он производил впечатление — безбашенности, свойственной военным, и абсолютной властности, присущей скорее командирам. Глядя на него, ей вспоминались кадры документальной хроники: Скай на летном поле, ветер треплет короткую стрижку, пока он отчитывается перед командованием. Фантазии подставляли Алека на место Ская, живо представлялось, как развеваются его волосы, и он раздраженно хмурится, приглаживая их ладонью.
Авиация вообще была ее фетишем. Как и многих других, выросших после войны и воспитанных на рассказах о героизме летчиков. Наверное, остальные виды вооруженных сил были не менее героичны, но уж точно менее популярны в прессе.
Стана улыбнулась, усаживаясь на свое любимое место в дальнем конце аудитории. Как будто вторя ее размышлениям, на интерактивной доске красовался коллаж из трех фотографий: Алый, Скай и Блэк.
Алый, стоящий вполоборота, пальцы скользят по виртуальной клавиатуре, на заднем фоне махина репликатора из первой серии. Скай в тренажерном зале, мышцы бугрятся, штанга в руках определенно превышает вес его тела. Он без маски, а значит снимок сделан уже после того, как он пришел в университет преподавать. И Блэк — в маске и полном парадном мундире, как и Алый — со стопкой бумаг в руках стоит перед широкоформатным монитором, на который выведены какие-то графики.
Записанная наверху доски тема семинара гласила: «Типы модификации». Черт, точно, она и забыла даже, что эта троица неразлучных друзей могла выступать в качестве живой иллюстрации возможных вариантов модификации. Ну, в ее изначальном виде.
Нейр, вар и аналитик.
Профессор Осаки уже кого-то допрашивала, практически вытягивая ответы на простые, в общем-то, вопросы, а Стана задумчиво рисовала пальцем на планшете и вспоминала все, что читала по теме.
Аналитики — модификация, минимально затрагивающая психику, характеризуется…
— Станислава?
Голос профессора заставил ее подпрыгнуть на стуле. Сосед слева с трудом удержаться от смеха, невесть когда пришедший и подсевший к ней Джейк ухмыльнулся и покачал головой.
— Прошу прощения, я…
— Все в порядке, Станислава, полагаю вы задумались на тему занятия и с удовольствием расскажете нам о типах модификации.
Стана обреченно кивнула и встала. Что ей еще оставалось.
— До начала работ над системами модификации второго поколения, при модификации человека случайным образом выбирался один из трех типов модификации, — она сглотнула. В голову лезла всякая ересь и чепуха, никоим образом не относившаяся к тому, о чем она говорила. — Неоднократно проводимые исследования не выявили никаких математических или химико-биологических закономерностей в присвоении типа модификации. Существуют труды по психологии, освещающие эту тему, однако, доказательная база в них отсутствует, а детально изучить психику человека перед модификацией и соотнести результат с полученным типом в период проведения модификаций первого поколения было весьма затруднительно. Достоверно известно, что внедрение системы im-mod в организм человека провоцировало развитие одного из трех типов модификации, впоследствии получивших названия «нейр», «вар» и «аналитик», — профессор Осаки кивнула, девушка откашлялась. В горле пересохло, хотелось пить, но вожделенная бутылка с водой была далеко внизу. — «Аналитик» — модификация, минимально затрагивающая психику и базовую мораль. Аналитики воспринимают окружающий мир так же, как естественные люди, однако имеют повышенные способности к анализу информации, построению логических цепочек и выводов. Прогнозирование модов-аналитиков считается максимально точным, так как, в отличие от информационных систем, аналитик строит предположения основываясь на человеческой логике. «Вар», сокращение от «варриор». В переводе с английского — воин. Единственная боевая модификация, максимально изменяет тело, изменения психики усреднены.
— Что изменяется?
— Восприятие информации извне. Улучшаются способности к стратегическому планированию, добавляется интуитивное определение слабых точек противника. В остальном психика остается вполне человеческой, соответствующей общепринятой норме, — она замолчала.
Было стыдно в этом сознаваться, но про нейров она не знала почти ничего. В книгах о них писали скупо, не жалея разве что отрицательных характеристик.