«Спаси меня, Скай», — подумала она, чувствуя на губах солоноватый привкус не то слез, не то крови.
Она споткнулась и полетела вниз на груду битого стекла, чувствуя, как расходится кожа под острыми гранями, как осколки впиваются глубже и глубже. Она попыталась закричать, но дыхание перехватило, а под ней разверзлась знакомая бездна.
Она падала глубже и глубже, чувствуя себя Алисой из сказки, пока кто-то не обхватил ее за талию и не дернул наверх, останавливая это бесконечное падение. Она развернулась: Алек смотрел на нее и шало улыбался. Он сдул с лица длинные пряди, рассмеялся и отпустил ее. Просто остался стоять напротив и смотреть, как она судорожно ощупывает лицо, сухое и чистое, будто не было ни падения, ни пропарывавших кожу острых граней.
— Алек, — шепнула она.
Он улыбнулся и пошел прочь, поманив ее за собой. Она послушно последовала за ним.
Они шли и шли, по серому, влажному будто от дождя асфальту. Мир вокруг был черным, а, может, его и не было. Была пустота и дорога у них под ногами. И из этой пустоты впереди вдруг выросло зеркало — просто гладкая поверхность без рамы. В зеркале не было ее. Только Алек.
А он вдруг с силой впечатал в него кулак, и по стеклу во все стороны поползла сеточка трещин.
Зеркало стало осыпаться им под ноги, медленно, словно воздух был плотным, а она стояла и смотрела в его осколки, каждый из которых отражал что-то свое: улыбающийся Алек, плачущий Алек, Скай в обнимку с ним, темноволосая девушка, кажущаяся ей смутно знакомой — хоровод лиц и рук. Последний осколок упал ей в ладони, и она, мгновение поколебавшись поднесла его к лицу. В нем отразилось лицо Алека, бледное и испуганное. Зеркальный Алек шевелил губами, что-то твердя — Алек, стоящий рядом с ней улыбнулся, провел пальцем по острой грани осколка в ее руках, и тот вдруг взорвался фонтаном крови.
Она облизнула губы, чувствуя вкус соли и металла. Она посмотрела на свои руки, по локоть залитые кровью.
Она закричала.
Алек засмеялся.
Кровь капала на серый асфальт, окрашивая его в густо-черный. Кровь собиралась в лужицы, которые стекались в одну. Кровь текла и текла, пока лужа не превратилась в большое мутное зеркало, искажающее отражающийся в нем мир. Из темно-алой глади всплыло лицо. Длинные ресницы дрогнули, веки поднялись, и на нее взглянули красивые светло-карие глаза.
Живые.
Губы шевельнулись, складываясь в улыбку.
Что-то коснулось ее щиколотки, она с трудом удержалась на месте и посмотрела вниз. Тонкая женская ручка с изящными пальцами и аккуратным маникюром вцепилась ей в ногу, пытаясь, неловко перебирая пальцами, уцепиться выше.
Она улыбнулась в ответ и наклонилась, хватаясь за эту руку и вытягивая девушку из лужи.
— Спасибо, — хрипловато шепнула та, обнимая ее за шею. — Пора просыпаться.
Удивиться она уже не успела.
Проснувшись, Стана еще долго лежала, глядя в потолок. Сон не оставил после себя привычного липкого ужаса. Не было ни отвращения, ни страха — только странная печаль и ей самой непонятная затаенная радость. Когда она пыталась закрыть глаза — она видела это окровавленное лицо с живыми и ясными глазами, в которых не было обреченности, лишь отчаянная решимость. Этот образ не отпускал, он преследовал ее весь день, и еще один, и еще. Кошмары не приходили, но она засыпала и просыпалась, видя это лицо. И свои руки, залитые кровью.
В промежутках между попытками забыть этот сон и воспоминаниями о нем — Стана думала об Алеке. Обещание вытащить его было так легко дать и так тяжело сдержать. Гениальную идею пойти к начальству и всем там доказать, что они неправы, она оставила в первый же день. Мало того, что ничего хорошего из этого не выйдет, так еще и ей самой придется объяснять, отчего ни в одном ее отчете не упоминается, что подопечный отличался от овоща по агрегатному состоянию.
Уволят, в лучшем случае. В худшем — и думать не хотелось.
«Я вытащу тебя, обещаю», — писала она Алеку день за днем, но не делала ровным счетом ничего. Не считая моральных терзаний, разумеется. Стана не считала. Она нарезала круги вокруг библиотеки, проходила мимо кабинета Ская раз за разом, допоздна — а зачастую, и вместо пар — сидела в кафетерии. Но профессор будто бы избегал ее общества, а искать его специально у девушки не хватало смелости. Да и что ему сказать? «Знаете, профессор, я тут по работе познакомилась с одним пострадавшим модификантом…»? Бред…
Стана потрясла головой и вздохнула. Следующей парой шла микробиология, но никакого желания потрясать госпожу Осаки своими знаниями девушка не испытывала. Равно как и слушать про особенности нейров — Джейк перескажет, еще и добавит личных впечатлений. И у него, определенно, получится точнее и ближе к истине. Сам нейр, как никак, хоть и плохонький.
Она улыбнулась своим мыслям и пошла в многострадальную библиотеку. Черт, внутри она не была с того самого дня, когда встретила там ректора. Бредовый на редкость был день, конечно, зато после того разговора она даже нашла в себе силы дойти до секретариата и отказаться от перевода на «лучший факультет». Пересекаться с человеком, вызывающим обострения ее непонятного психоза, лишний раз не хотелось, и это был самый лучший довод против обучения на госуправлении. Она даже справку у своего мозгоправа выпросила под это дело, не уточняя, конечно, личность провокатора своей шизофрении.
Библиотекарь осуждающе поглядел на нее, когда она набрала стопку книг и, едва не падая под их тяжестью, потащилась к единственному пустому столу. Да, черт, не уронит же она их, не уронит… Стана пошатнулась. Уронит?
Чьи-то руки сняли половину опасно подрагивающей башни и поставили на стол. Она благодарно улыбнулась, пристраивая рядом остальные тома, и, развернувшись, застыла. Слова признательности застряли в горле — напротив стоял «неуловимый» профессор Ланской и чуть насмешливо улыбался.
— Да, прогуливаю, — гордо заявила Стана и сощурилась. — Здравствуйте, профессор.
— Скай, — отрывисто бросил он и занял один из стульев. — Или Влад. Обращение «профессор» вызывает у меня нездоровые ассоциации.
Она аж закашлялась от такого заявления. Панибратство между преподавательским составом и студентами в университете было, ну, не принято. Правда, и не запрещено, вроде бы.
— Стана, — придушенно пробормотала она.
Но руку для пожатия все-таки протянула. Скай улыбнулся проказливо, как мальчишка, и прижался губами к тыльной стороне ладони, введя ее в абсолютный ступор. Потом помахал рукой перед глазами и засмеялся, когда она не отреагировала, еще осознавая, что именно он только что сделал.
— Отчего же будущее светило отечественной микробиологии гуляет пары по профильному предмету? — поинтересовался он парой минут спустя, дав ей время прийти в себя.
Стана неопределенно повела плечами. Как объяснить ему, что происходит, не пускаясь в пространные рассуждения?
Сказать, правду, разумеется.
— Мой хороший знакомый — модификант, — она замолчала, подбирая слова. Скай поощрительно кивнул. — Он пострадал на работе, сейчас восстанавливается. Но…
— Но?
— Он провалил последнее тестирование.
Профессор вздернул бровь и неопределенно хмыкнул, но больше ничего не сказал. Стана тоже молчала, глядя на то, как он выбивает пальцами по столешнице замысловатую дробь.
— Я могу попросить немного подробностей?
Этот осторожный вопрос, заданный обманчиво мягким тоном, заставил девушку невольно улыбнуться. Ну, впрочем, не худший вариант, мог бы устроить форменный допрос.
— Он работает в госбезопасности, пострадал на задании. Был на восстановлении, но… Вы же понимаете? — он кивнул. — Я просто не знаю, как можно ему помочь, и можно ли вообще.
Она вздохнула, Скай мягко улыбнулся, накрывая ее ладонь, сжавшуюся в кулак, своей.
— Я постараюсь узнать, что можно сделать в такой ситуации, но, Стана, — он осторожно отвел с ее лица прядь волос. — Пожалуйста, не делайте глупостей.