Она купила все, а потом, подчиняясь какому-то странному наитию, вложила в кармашек забитой серой холщовой сумки ключ от родительской квартиры, завернутый в бумажку с адресом. Сама она не была там уже полтора года. Да и выйдя из приюта, и недели там не прожила. Поступила и сбежала, не желая вспоминать то жуткое прошлое, которое она символизировала. Убирались в ней по контракту, Стана исправно оплачивала все счета, даже за техобслуживание никому не нужного репликатора. Можно бы продать, но для этого придется ехать туда. Видеть все эти вещи, фотографии, а главное, светлый след от очистителя на ковре в гостиной. Там, где лежало тело ее матери, где пролилась ее кровь.
Она почти надеялась, что пригодится ли этот ключ — или нет — он пропадет с концами, и прошлое ее, наконец, отпустит.
Сумку она оттащила Джейку в тот же день. Друг улыбнулся и обещал припрятать, куда следует. А дальше: Стану закрутила учеба, экзамены, нормативы. Даже с работы ее почти не дергали. Лишь однажды вызвали уточнить, навещает ли она подопечного. Стана предъявила ключ-карту, записывающую время и даты ее визитов, и на этом вопросы закончились.
Про самого Алека ее не спрашивали, это было странно. Хотя, соцслужба напрямую к госбезопасности не относилась, ее начальство могло и не знать, как о тестировании, так и о нынешнем состоянии ее «рабочего объекта». Правда, после того вызова Стана не удержалась и поехала к нему, но дверь не открылась, как она не билась над замком, а на ее звонок никто не ответил. Алек не хотел ее видеть — и не видел. Даже не пускал к себе. Или ущербного мода перевезли, ее ключ деактивировали, а саму Стану пометили, как «неблагонадежную», но об этом думать не хотелось.
Тем более, что сегодня был тот самый день икс, и Стана ерзала на стуле, нетерпеливо постукивая стилусом по многострадальной столешнице. Историк что-то воодушевленно рассказывал, а она косилась то на часы, то на пустое место рядом с собой, где обычно сидел Джейк. Друга не было.
«Операция началась», — написал он ей парой часов ранее.
Да, началась, и теперь ее потряхивало от волнения и нетерпения. Она дергалась на каждый писк, на каждую вибрацию. Раньше, она смеялась над историями в стиле: «А у вас бывают фантомные сообщения?» — теперь понимала.
Пары уже кончились, а Джейк все не звонил. И не писал. Вообще никак на связь не выходил. От Алека тоже не было никаких сообщений, и Стана с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться в позорную истерику. Выпила кофе с сокурсниками, пытаясь смеяться и шутить. Держалась до последнего, но из кафетерия уходила, пошатываясь. Голова трещала, раскалывалась, пульс набатом стучал в виски.
«Слишком много кофе», — подумала она, пристраиваясь на первую попавшуюся скамейку. Сначала села, потом легла. Перед глазами плавали цветные точки и концентрические круги, объединяясь и распадаясь, будто в странном, неведомом танце. Когда кто-то опустился рядом и переложил ее голову к себе на колени, она благодарно вздохнула, и, чуть повернувшись, прижалась лбом к пряжке пояса. Железо приятно холодило разгоряченную кожу.
— Проблемы с сосудами или мигрени? — тихий знакомый голос заставил ее слабо улыбнуться и приоткрыть один глаз. Она не обозналась — это был Скай.
— Ни то, ни другое. Погода, наверное.
Она попыталась пожать плечами и тихо выругалась, когда от ее движения в висок впилась острая игла боли.
— Да, давление скачет, — он нарочито, по-старчески закряхтел, Стана слабо усмехнулась. — Но болеть лучше в кровати и с кружкой чая.
— У меня его нет, слишком дорогой.
Скай виновато улыбнулся. Она попыталась ответить тем же, но сама поняла, что выходит какая-то кошмарная гримаса. Проклятая голова.
— Пора увеличивать стипендии, наверное. Извещу ректора, что студентам не хватает на чай.
На лоб легла прохладная ладонь, и Стана чуть не застонала от удовольствия. Боль постепенно отступала, будто от его прикосновения.
— А вы с ним на короткой ноге? — спросила она, чтобы поддержать разговор.
Скай кивнул.
— Никто его не узнает, но я все равно каждый раз удивляюсь, — он поймал ее вопросительный взгляд и засмеялся. — Это Блэк, Стана. Наш ректор.
Ступор. Полнейший.
Она бы потрясла головой, чтобы сложить обрывки мыслей воедино, но это было слишком болезненно. Блэк? Здесь?
Хотя почему бы здесь не быть еще одному герою войны. Лучшему другу Ская, если верить прессе. Оставшемуся лучшему другу.
— Алый тоже преподавал?
— Нет, — профессор заметно помрачнел и тяжело вздохнул. — Алый… не слишком любил людей. Он пытался исправиться, но стало только хуже.
Она недоуменно посмотрела на него и озвучила вопрос вслух:
— В смысле?
Скай замолчал, перебирая ее волосы. Казалось, он пытается сформулировать ответ, подобрать правильные слова. Или просто решал, можно ли ей это знать?
— Стана, вы многое знаете о модификантах, как мне рассказывали. А конкретно о нейрах?
— Неприлично мало. В основном, общеизвестное, ну, и по мелочи…
— Например? — он смотрел на нее заинтересованно.
— Что у них индивидуальная реакция на синхронизацию с приспособленной для этого техникой. Что настройкой индивидуальных чипов и глубинных защит занимаются только они. Вроде все.
Рассеянный кивок Ская заставил ее слабо улыбнуться. Он казался еще более задумчивым, чем раньше. Потом его лицо просветлело, будто он что-то понял.
— А, да, тот ваш друг, Джейк, кажется. Тогда вам будет легче понять, — помедлив на мгновение, он продолжил. — На самом деле, Стана, нейры всегда примерно такие же как за работой. Ну, двигаться могут, конечно, но в остальном…
— Отсутствие эмоций? — заинтересованно спросила она, приподнимаясь на локтях.
— Нет, — он взглянул в ее недоверчиво сощурившиеся глаза. — Точно нет. Я очень долго общался с нейром близко и лично, Станислава. Там нет отсутствия эмоций, скорее наоборот. Нейры очень эмоциональны, зациклены на собственных переживаниях, но абсолютно не могут их проявлять. У них логика и восприятие машины, но человеческие чувства. Это дает адский коктейль, накладываясь, и здорово портит характер. Говорят, со временем проходит.
— Я не замечала, — растерянно пробормотала Стана.
— И не могли. Это не заметно до определенного момента, когда у конкретного нейра случается расхождение логического и чувственного. То есть, оно есть всегда, но в определенный момент накапливает критическая масса, и мы имеем срыв, — он бросил взгляд на нее и вдруг засмеялся. — Вы так смотрите, как будто обезьяна заговорила. Или тупой вар не может быть умнее дубинки?
Она яростно замотала головой, как он мог только подумать такое?!
— Нет, просто не ожидала такой лекции. Вам бы биологию читать…
Его передернуло.
— Нет уж, увольте. Так вот, выходов из такого срыва два: либо нейр сам разберется в своей голове, что отнимает немало времени, либо он создаст и установит искусственную личность. Второе не решает проблему, но, в таком случае, даже в срыве он продолжит нормально функционировать. Проще говоря, пациент весел и хорошо кушает. Алый выбрал второй вариант, но где-то напутал. Его «маска», как он ее называл, сводила его с ума, а мы… — Скай тяжело вздохнул. — Мы слишком поздно это поняли, Стана.
— Да, — она помолчала, глотая слезы и запихивая свою звериную тоску как можно глубже. — Он покончил с собой.
Скай коротко кивнул. Потом поднялся и осторожно помог встать ей.
— Могу я предложить вам чашечку чая и свое гостеприимство на этот вечер, Станислава? — почти торжественно спросил он, глядя на нее какими-то мертвыми, пустыми глазами.
И она просто не смогла отказаться.
По дороге Стана убежала вперед, отговорившись необходимостью забрать учебники, а потом ворвалась в комнаты Ская, прижимая к себе охапку веточек вербы. Профессор, казалось, ошалел, когда увидел эту замечательную картину. Хлопал глазами, даже чай чуть не пролил, но успел выровнять чашку прежде, чем с нее закапало.