Стана попыталась встать, но ей на плечо легла тяжелая рука и придавила девушку к подушке.
— Лежать, — коротко бросил Скай, и она подчинилась.
Привычно ныли виски, кошмары всегда оставляли ей чувство опустошенности и головную боль. Стана поморщилась и перевернулась на живот, обнимая подушку. Профессор так и сидел на полу, спиной к ней, привалившись к дивану. Стане был виден затылок и часть лица: щека, ресницы, кончик носа. Его глаза были закрыты, по выступающим желвакам можно было легко догадаться, что он сжал зубы.
— Что тебе снилось?
Он даже не обернулся, как будто спросил сам у себя. Девушку соблазняло отмолчаться, но он слишком много для нее сделал, чтобы так его игнорировать.
— Кошмары. Со мной бывает, ничего страшного, — она замялась. — Ну, то есть, страшно, конечно, но… я привыкла.
Скай запрокинул голову назад и провел руками по лицу. Глухо застонал.
— Стана. Что. Конкретно. Тебе. Снилось?
Интонация, с которой он это произнес, металл в его голосе, заставили ее вздрогнуть и сесть. Теперь она смотрела на него сверху вниз, и эта поза чем-то напоминала часть этого проклятого сна: его голова у нее на коленях, перепачканные кровью пальцы на губах.
— Я не помню! — взвизгнула она, убеждая в этом то ли его, то ли саму себя.
Он встал и навис над ней, упираясь руками в спинку дивана по обе стороны от ее плеч. Под его тяжелым взглядом девушке хотелось исчезнуть, раствориться, только не видеть больше этот расплавленный, обжигающий металл, не чувствовать себя так, как будто он заживо сдирает с нее кожу маленькими кусочками.
— Ты говорила во сне, Стана, — его шепот был слишком интимным, слишком проникновенным. Она зажала уши, но все равно слышала этот обманчиво ласковый голос. — Ты звала меня. Что тебе снилось, Стана?
Тело била крупная дрожь, во рту появился металлический привкус крови: кажется, она прокусила губу. Стана вжалась в диван, отрицательно мотая головой, но Скай не уходил, напротив, он наклонился ниже и взял ее за подбородок, принуждая смотреть в глаза. Она зажмурилась, часто и поверхностно дыша. Так легко заработать гипервентиляцию, но это не пугало, ведь потерять сознание сейчас было бы высшим благом. Темнота не приходила. Как назло.
— Твоя смерть, — еле слышно шепнула она.
Тишина стала абсолютной. Стана слышала биение собственного сердца, частое-частое, слышала свое дыхание. И ни звука от нависающего над ней мужчины. Скай молчал. Скай смотрел не на нее даже, в стену. Пальцы, удерживающие ее лицо, разжались, рука безвольно повисла.
«Спаси меня, Скай»…
А мгновением спустя он с присвистом втянул воздух и — она не заметила даже намека на движение — впечатал кулак в стену над ее головой. Стана жалобно вскрикнула, сжимаясь в комок, но Ская уже не было, ни над ней, ни, даже, рядом. Профессор ушел, оставив ее дрожать от страха, пытаясь осознать, что именно только что произошло. Только мысли путались, и остатков сознания хватило растянуться на диване, завернуться в плед и закрыть глаза, уплывая в чудесный мир сна без сновидений.
Где не было ни боли, ни Ская, ни этого отвратительного цвета.
Алого.
========== Акт тринадцатый — Metus, dolor, mors ac formidines (Страх, боль, смерть и ужас) ==========
Вот мысль, которой весь я предан,
Итог всего, что ум скопил:
Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,
Жизнь и свободу заслужил.
(Иоганн Вольфганг фон Гёте «Фауст»)
Стана проснулась, ощущая себя на редкость отдохнувшей и полной сил. Паника и боль отступили, а кошмар казался таким далеким и нереальным, будто все это снилось давно и не ей. Даже память о случившемся после ее первого пробуждения подернулась дымкой: теперь мысли о Скае вызывали не страх, а недоумение. Что произошло, она так и не понимала. Нет, была у нее, конечно, пара предположений, но слишком сложно судить, насколько они далеки от истины. Или насколько близки.
Вспоминая его реакцию, его побег, она также вспоминала их давний разговор о том, что, возможно, она ловит его эмоции и его память. Вот только тогда у него был повод так думать, а теперь? Он опять пытался что-то с ней сделать?
Стане ужасно не хотелось подозревать его в этом, так что она просто тряхнула головой и встала. Обязательный утренний ритуал — душ, умывание, чистка зубов — занял от силы десять-двадцать минут. Выбравшись из ванной, она бросила взгляд на часы, выругалась и поспешила на последнюю пару. Ей живо вспомнилось, что «завтра» уже наступило, а, значит, Джейк должен вернуться. Значит, можно узнать, удалась ли их безумная затея.
Очень хотелось верить, что удалась.
В аудиторию она бежала со всех ног, успела не просто вовремя — даже чуть раньше, чем нужно. Минуты до пары тянулись, как часы, но вот уже и госпожа Осаки вошла и заняла свое место за кафедрой, вот и лекция идет вовсю — а место рядом с ней все еще пустовало. Джейк не пришел.
Стана негромко выругалась и отстучала ногтем по экранчику комма короткое сообщение старосте. Ответ пришел почти моментально: «Не знаю, его сегодня не было».
Она похолодела. Да, разумеется, это могло значить что угодно. Может быть, все удалось, и друг просто отсыпается. Или все удалось, но Алек плохо себя чувствовал, и Джейк повез его до квартиры. Может, остался с ним. А может — и об этом ей думать не хотелось — их схватила охрана. И сейчас, вот в этот самый момент, обоих допрашивают в участке, а они, как благородные идиоты, не сдают ее — идейную вдохновительницу всего этого безумия. Могло произойти все что угодно. Единственный вариант, который исключало отсутствие Джейка — это то, что Алек его просто не впустил. Хотя как знать, может друг просто увлекся, заработался? Может он вообще забыл про их план и передумал, а теперь избегает встречи, чтобы не объясняться?
Гадать можно было до бесконечности, а прояснить что-то, сидя здесь, она просто не могла. Так что остаток пары Стана просидела, как на иголках, сорвавшись с места в тот же миг, когда профессор объявила конец занятия. К Джейку она домчалась рекордно быстро, но видеофон молчал, на стук никто не отзывался, а дверь была заперта. Стана мстительно вскрыла щиток и вырубила электричество. Об успехе предприятия доложил жалобный, приглушенный тяжелой дверью, писк системы кондиционирования, но в остальном квартира осталась все так же мертва и безлюдна. Друга здесь не было, в этом Стана была уверена, иначе — при отключении питания — он бы вывалился в коридор даже спящим, голым или в мыле.
Она ощутила легкое чувство вины, представив, что скажет ей Джейк, узнав кому он обязан обрывом электропитания во всех многочисленных приборах, но тут же успокоилась — в конце концов, оправдание у нее было. Она ведь так волновалась! А он — хоть бы сообщение написал, скотина такая! Стана возмущенно фыркнула и, гордо развернувшись на каблуках, зашагала прочь.
Сидение в кафетерии и, позже, в библиотеке результата тоже не принесли. Друг все так же не отвечал на сообщения и вызовы, а его комнаты оставались пусты — проверять Стана ходила регулярно. Волнение постепенно перерастало в панику, перекрывшую все, о чем она переживала раньше. Поэтому, встретив Ская в один из своих марш-бросков, девушка даже испугаться забыла. Скривилась, сжала зубы, созналась, какую пропажу ищет, и с радостью — действительно с радостью — приняла приглашение на чай. По пути Скай косился на нее как-то странно, но она почти не обращала внимания на эти взгляды, так, отмечала на периферии сознания.
Пока они пили чай, Скай, казалось, пытался о чем-то заговорить, но каждый раз обрывал себя на полуслове, а Стана отвечала и комментировала невпопад, ежеминутно проверяя папку с входящей почтой. «Нет новых сообщений», — послушно отображал раз за разом дисплей, а потом коммуникатор жалобно пискнул и вырубился, села не привыкшая к такой активности батарея.
Скай как раз вроде бы собрался что-то спросить, но успел только сказать:
— Стана… — когда она оборвала его на полуслове и, сказавшись уставшей, по полному праву гостьи заняла диван.
— Спокойной ночи, — безо всякого выражения бросила она в стену и закрыла глаза.