— Ты модификант, да?
Она дернулась от звуков собственного голоса, таким жалобным и хрустким он оказался. А ее подопечный просто кивнул и тяжело вздохнул.
— Я не знаю, что тебе сказать. Я мод. Второе поколение, вар, тридцать пять процентов, — он пристально посмотрел на нее, и Стана вдруг поняла, как устала. От нервов разболелась голова. — Служил в госбезопасности, пострадал на задании, отправили сюда восстанавливаться. Извини, что не сказал сразу, я просто не мог.
— Только из репликатора, да?
Под его взглядом голова болела все сильнее и Стана скривилась, положив на затылок ладонь, зарываясь пальцами в волосы.
— Из регенератора. Репликатор не потребовался, но у меня слишком маленький процент модификации — не могу полностью восстановиться в «гробу».
— Ясно, — Стана отложила листки и встала.
Она успела сделать всего два шага, прежде чем повело в сторону. В лицо бросился пол, а наперехват ему метнулся ее подопечный, подхватывая и легко удерживая, будто она ничего не весила.
Стана обмякла в его руках, последним проблеском ускользающего сознания успев отметить только одну вещь — движение Алека она видела.
***
Она очнулась от запаха жаренного мяса и шума льющейся воды. Ее подопечный, судя во всему был в душе, а она лежала на диване в гостиной, как он сам, когда она только пришла. Правда, на столике вместо мусора и лекарств был сервирован ужин на двоих, а на краю, ближе к ней стоял стакан воды, под которым белела какая-то бумажка.
Стана потянулась и села. Виски еще ныли, но боль похоже отступила и возвращаться не собиралась. От воды в стакане пахло чем-то сладковатым и химическим, а надпись на бумажке гласила: «Выпей меня!»
Некстати вспомнилась сказка про Алису, которую читали им в приюте, и она улыбнулась, выпивая в два глотка оставленное ей лекарство. Остаточная боль отпустила моментально, а по телу будто прокатилась волна энергии. Стана потрясла головой, пытаясь прийти в себя, и услышала тихий смешок сбоку. Ее подопечный стоял в дверях, вытирая волосы полотенцем. Штаны опасно болтались на бедрах, едва не падая, а еще на нем не было ни рубашки, ни футболки. Она хихикнула и покраснела.
— Что ты туда намешал?
Алек широко улыбнулся, набрасывая на плечи полотенце и откидывая волосы с лица. На бледной коже черным пятном выделялась татуировка, больше похожая на замысловатую печать, приковывала взгляд к груди и заставляла девушку краснеть еще сильнее. Мысли путались и, вместе с тем, были необычайно ясными.
— Анальгетики, витамины, кажется, еще немного энергетика. Я рассчитывал дозу по весу, неужели ошибся?
Она помотала головой и засмеялась в голос.
— Вроде нет, но мне как-то слишком хорошо. Это нормально?
— Эйфория, возбуждение, легкость во всем теле? — он дождался ее кивка и продолжил. — Да, вариант нормы. Поешь — и пройдет.
Он опустился в кресло и придвинул к себе тарелку, и Стана последовала его примеру. Ей хотелось смеяться, танцевать. Хотелось залезть к нему на колени и вылизать каждую черточку замысловатого узора-печати на груди, но вместо этого она сосредоточенно пережевывала мясо и краснела, старательно отводя глаза в сторону. Благо в той стороне лежали медали, и было так легко любоваться игрой закатного солнца на алых камнях.
— Алек, — негромко позвала она.
Он молчал несколько томительно долгих секунд.
— Кажется, я уже отвык слышать свое имя. Что ты хотела?
Стана кивнула на шкатулку и повернулась к нему. Сосредоточить взгляд на его лице после еды стало определенно проще.
— Откуда они у тебя, ты же из второй волны?
— Это награды одного очень известного летчика. Лидера звена, — он мечтательно улыбнулся. — Можно сказать, память о прошлом.
— Ская? — ее подопечный молчал, грустно улыбаясь, а Стане вдруг стало не по себе.
Она чувствовала себя так, как будто лезет не в свое дело. Но, черт, какие же отношения связывали его со Скаем, что он так грустно и мечтательно улыбается, когда речь заходит о нем? «Здравствуй, Скай», — вспомнилась ей приснопамятная надпись и портрет, тщательно прорисованный портрет.
Разве можно нарисовать так того, кто тебе безразличен? Разве можно вложить столько чувства в два слова? Или она просто придумала все это сама себе?
Стана вздохнула и опустила голову.
— Извини, это не мое дело. Алек, а кем ты работал в госбезопасности?
Ее подопечный рассмеялся.
— Оперативником. Ты смешная, правда. Для варов есть немного вариантов работы.
— Торможу, — она подняла голову и посмотрела на него. Действие лекарства отпустило, но боль не вернулась, и это было чудесно. — Так это что-то вроде санатория?
— Это что-то вроде резервации для увечных, прости за откровенность. Чтобы отсюда выйти, надо бешеное количество тестирований и обследований пройти. На кого ты учишься?
— Общий курс пока, но думаю о микробиологии.
Алек улыбнулся и показал большой палец.
— Крута, а вот я не силен, но тогда ты точно должна понять. Модов сложно убить, ранить — физически. Чаще ломается психика. Именно поэтому тут такая секретность и проверки, чтобы психованные модификанты не пошли крушить всех и вся, — он задумчиво пожал плечами. — Не знаю, насколько это оправданно, но понимаю, что мне придется постараться, чтобы отсюда выбраться.
Девушка кивнула и обхватила руками еще чуть теплую чашку с чаем.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросила она, глядя ему в глаза.
— Может быть, — Алек неуверенно улыбнулся. — Но я попрошу слишком многого, наверное. И пойму, если ты откажешься.
— Не слишком ли много условностей? — ободряюще улыбнулась Стана.
Сейчас он казался ей заигравшимся мальчишкой из приюта, который силился скрыть свои шалости от куратора. И ему хотелось помочь.
— Не говори про то, что мне лучше. Я еще не восстановился, если честно. Тесты по физформе завалю, а это отбраковка и черт знает сколько времени здесь.
— Я не скажу.
— И… — он замолчал. — Мне нужна более специфическая еда. Ты очень вкусно готовишь, правда, — добавил он торопливо, и Стана едва не рассмеялась в голос. — Просто я отъедаться этим буду до второго пришествия. Больше белков, больше углеводов…
— Протеиновые коктейли?
Он кивнул.
— И армейские сухпайки, но это из разряда невозможного, наверное.
— Нет ничего невозможного, — девушка счастливо рассмеялась. Остаточная эйфория от лекарства, наверное, но она так рада была быть ему хоть чем-нибудь полезной. — Я попробую достать, но скорее концентрат. Готовить его умеешь?
Алек рассмеялся, и Стане показалось, что ее накрывает волна тепла.
— Научусь, — сказал он. — А теперь спи, тебе надо. Когда проснешься — совсем отпустит.
— У меня пары с утра, — пробормотала она уже сквозь накатывающий сон.
И, кажется, он ответил, что разбудит. Но Стана уже крепко спала.
========== Акт третий — A tuo lare incipe (Начинай со своего дома) ==========
Он служит мне, и это налицо,
И выбьется из мрака мне в угоду.
Когда садовник садит деревцо,
Плод наперед известен садоводу.
(Иоганн Вольфганг фон Гёте «Фауст»)
Ей снился сон: в нем она лежала на земле и не могла пошевелиться. Левое плечо прошивало болью от каждого движения, пальцы сводило судорогой, но рука не сжималась в кулак. Что-то мешало, что-то гладкое и продолговатое, обтянутое кожей, скользкой от влаги.
Она попыталась подняться, но тело не слушалось. Она лежала и не существовало ничего кроме боли и сладковато-металлического запаха. Кровь, поняла она вдруг и попыталась выбросить сжатый в ладони предмет.
Рука разжалась, но ощущение скользкой кожи не пропало.
Она вдруг очутилась где-то посреди полуразрушенных зданий. Уши заложило от грохота взрывов, а в лицо плеснуло солоноватой горячей влагой. Пальцы сжались крепче, и она, наконец, посмотрела вниз. Гладкая рукоять ножа лежала в руке, будто влитая. С клинка капала кровь, кровь была на ее руках. По локоть, до плеч — она вся была заляпана кровью.