Интересно, почему подобная мысль ни разу не пришла мне в голову за все восемь лет? Ведь и дед прямым текстом говорил про отталкивание однополярных полов, все как в физике. Люди такие вещи тоньше чувствуют, а в деде очень много осталось от человека. Да и с Лией тоже можно было не торопиться. Желающие приобщиться к вечности нашлись бы и среди наших мужчин. Стоило чуть подождать…
Впрочем, зачем обманывать самого себя? И твердить, что хотел побыстрее, а с приличным соплеменником любого пола пришлось бы ждать не два-три дня, а два-три месяца, во время белых ночей наша часть городка вымирает — непоседы разбегаются по другим мирам или просто откочёвывают на юг, лентяи впадают в сезонную спячку. Город остаётся во власти хвостатых. Королевский двор переключается на сугубо летние развлечения — охоты, травли, гонки, свадьбы. Ррист — лучшее из того, что я мог найти до конца сезона. Ему по крайней мере действительно интересно.
Все это, конечно, правда. Только не вся. Просто своих соплеменников я люблю еще меньше, чем оборотней. так что в сложившейся ситуации Ррист действительно лучший вариант изо всех возможных.
Он поселился в моём саду давно, ещё совсем молочнозубым котёнком. Просто пришел, залез на старую вишню и решил, что будет тут жить. И зашипел на меня, когда я ранним вечером вышел прогуляться. Нахальный такой. Я не стал его прогонять, потому что всегда уважал чужую наглость. Особенно вот такую, совершенно бесчердачную. А родителям было все равно, они тут почти и не появлялись. И он остался. Потом мы не то что бы подружились, нет, он оставался вольным виверром, когда хотел — приходил, когда хотел — уходил, гулял сам по себе, иногда пропадая на несколько лет, потом появляясь как ни в чем не бывало. Но уважал мою территорию и мог поболтать ни о чем под настроение.
И согласился, когда я попросил помочь в совершенно бредовых (на взгляд любого нормального горожанина) экспериментах. По-моему, он был мне как-то по-своему благодарен — за то, что я все эти годы не трогал его дерево. Хотя я могу и ошибаться. И он может просто до смерти хотеть стать человеком.
Многие хотят.
Человек — это ведь так круто! И даже не потому, что человечность дает возможность гулять душным полднем по городским улицам и заходить туда, куда тебя никто не приглашал, сжимая серебряный кинжал голой ладонью. Просто люди никогда не умирают насовсем, а кому же не хочется обрести бессмертие, хотя бы и таким вот путём?
Мне не хочется.
Впрочем, по мнению окружающих — мне этого и не надо, ибо я давно уже человек, чуть ли не с рождения. В клане серебряных дел мастеров Фейри-Ке так заведено, что в каждом поколении обязательно есть хотя бы один человек, это всем известно. Иначе как бы они — мы, то есть — могли бы работать с таким опасным металлом, как серебро? Окружающие в этом уверены. Только вот окружающие ошибаются.
Бабушка говорит, что настоящих людей среди наших предков можно пересчитать по пальцам одной руки — и еще останется, чем поковырять в носу.
Глава 6. Сила поцелуя. Часть 2
Сижу на краю скамейки и жмурюсь, наблюдая, как под ликующую птичью разноголосицу из-за горизонта неторопливо выдавливается солнечный желток. Круглый, выпуклый, оранжево-желтый и яркий. Обожаю это время, когда точно могу быть уверен, что никого из наших более нет под открытым небом: даже если кто случайно задержался, он сейчас озабочен лишь поиском надежного дневного убежища, испуганный и дрожащий. Любой. Только не представитель семьи Фейри-Ке, древнего рода серебряных дел мастеров, в каждом поколении которых обязательно должен был быть человек — или хотя бы тот, кто умело им притворяется. Настолько умело, что может вот так, совершенно безболезненно смотреть на восходящее солнце, скалясь почти серебряными клыками и безнаказанно вертя в пальцах брелок из серебра настоящего, лунного, высшей пробы.
Закрываю глаза, подставляю лицо горячим лучам. Это даже приятно — словно заглядываешь в тигель с расплавленным золотом, и золотые блики греют кожу, мерцают и переливаются, просачиваются под веки. Пахнет свежескошенной травой, теплым медом, корицей, кипяченым молоком и…
Кофе.
Открываю глаза.
Лия стоит перед скамейкой с самым независимым видом и двумя чашками в руках. Я беру ту, от которой пахнет мёдом, корицей и молоком.