Она рассматривает калибровку альтрометра и морщится — то ли от настолько примитивной формулировки вопроса, то ли я опять напортачил со шкалой. Но все-таки отвечает:
— Ерунда. Просто, наверное, мы с твоим дедом тогда слишком сильно хотели. Оба. Хотя и разного. А потенциальное поле никто не отменял, вот и выстрелило. Постулаты разумного эгоизма пробовал?
— Ха! Да первым же делом. По нулям.
— По нулям или в минусе?
— А это имеет значение?
Теперь она смотрит на меня почти укоризненно. Качает головой:
— Ох, Терри, Терри… был бы ты моим студентом…
Вот она — веская причина никогда им не становиться.
— Что использовал в качестве дофаминового блокатора?
— Галаперидол. Одноразово.
Она снова морщится:
— И как только этого уговорил, они же не терпят ошейников, тем более химических.
— Объяснил, что одним из побочных эффектов является увеличение члена, он сам руку подставил, да еще и добавки просил.
— Неплохо. Об остальных побочных, конечно же, умолчал? На свой страх и риск?
— Обижаешь. Я же осторожно. И недолго.
— Все равно. Галаперидол — старье. Почему не взял что-нибудь из атипичных антипсихотиков? Эффект тот же, возможных осложнений на порядок меньше, да и профиль у них мультирецепторный.
Но тут меня не собьешь, я сам не один день голову ломал, что выбрать:
— Вот именно что мультирецепторный, вместе с дофаминами гасят и сератонин с адрено-группой, и что на выходе? Вялый вконец обседативненный овощ, неспособный ни получить, ни доставить удовольствия. Какая уж тут любовь! Мне активность нужна. Сама же про потенциальное поле говорила. К тому же у людей многие из этих атипичных еще и депрессию провоцируют, а оно мне надо? Мой людь и так на грани.
— Ну тогда взял бы зипросидон, он на депрессию как раз дает инверсию эффекта, получил бы весьма деятельного и гиперактивного маньяка.
Это она шутит так. Вежливо смеюсь — раз препод изволит шутить, значит, зачет сдан. Пусть даже это вовсе и не твой препод и что за зачет — тоже не совсем понятно.
Скрипит лестница, в дверь заглядывает Лия, обводит взглядом помещение:
— Ты… один?
Забавно, но люди своих ушедших не видят. Совсем.
— Нет. Бабушка вернулась. Она у окна.
Лия улыбается кривовато и неуверенно, чуть мимо, кланяется, произносит в пространство преувеличенно громко:
— Доброе утро, мэм!
Глава 8. Сила поцелуя. Часть 4
Она так и не решила, как следует относиться к моей ба — как к реальному существу и моему родственнику, или же как к не совсем удачной подзатянувшейся шутке, пусть и скверного пошиба, но тоже моей. Бабушка морщится и ответа не удостаивает, людей она любит ничуть не больше, чем оборотней. Даром что сама почти семьдесят лет прожила человеком. Рассматривает Лию с брезгливым интересом. Наконец осведомляется:
— Почему бы тебе не использовать ее напрямую? Попроси алека, он тебе не откажет. Медленно, зато надежно, и через девять месяцев тебе было бы что предъявить Королю. А лучше бы и сам, давно пора.
Будь человеком — точно бы покраснел. Мотаю головой.
— Временное переключение симпатии эффективнее и быстрее. И перспективнее. И у нас уже почти получается.
Бабушка смотрит все с тем же брезгливым интересом теперь уже на меня. Тянет задумчиво:
— И в кого ты таким недотепою уродился? Словно и не нашего рода вовсе. В твоем возрасте я уже более четверти века как очеловечилась, а ты все упираешься. Когда-нибудь все равно придется это сделать, почему не сейчас? Девочка вполне симпатичная, в твоем вкусе. Не ври, что она тебе не нравится. А главное — тебя-то она уже любит, безо всяких переключений. Спорим, что первый же поцелуй сработает?
Бессмысленный разговор. И надоевший до оскомины. Она ничего не понимает, и никогда не понимала. И она совсем не знает Алека, если думает, что он бы согласился, предложи я ему подобное. Могу себе представить, что он бы мне ответил… Нет, не могу. Потому что об этом даже думать не хочется.
Мотаю головой. На все сразу — и на предложенный спор, и на саму идею. Вечное наше с нею непонимание, она все никак не поверит, что я не желаю бессмертия такой ценой. Я, может быть, и вовсе его не желаю, бессмертия этого.
Я просто хочу понять — как оно работает?
И почему.
— Передай этой исключительно красивой, но не очень умной женщине, что ее последняя формула — полный бред. Она не будет работать.
Дед сидит в кресле-качалке напротив открытой двери — на своей территории. Одет как всегда безупречно, словно только что вернулся с королевского приема, хотя на самом деле не выбирался в город больше месяца.