Новые верфи покрывались тысячами строящихся судов; на судах были сооружены крытые палубы на случай бурь и ливней.
При всей напряженности и лихорадочности работ скоро выяснилось, что с первыми отходящими кораблями можно будет вывезти лишь ничтожную долю накопленных тысячелетиями богатств Атлантиды. Царские и жреческие сокровища казались неисчерпаемыми. Решено было взять в первую очередь самое ценное и менее громоздкое. Если катастрофа замедлится, оставшееся имущество можно будет вывезти постепенно. Однако на это было мало надежды. Чтобы вывезти в первую очередь хотя бы часть несметных богатств правящих каст, нужно было сознательно бросить почти на верную гибель не только рабов, но и часть свободного населения Атлантиды. Однако, чтобы избежать паники и восстаний, Священный Холм заверял население, что все оно, до последнего раба, будет увезено до наступления катастрофы.
Наконец сборы царствующего дома были окончены. Все члены царской семьи собрались во дворце царя перед тем, как отправиться на корабли. Не было только Сель, находившейся еще в Соколином Гнезде. Послали за нею. Но посланный вернулся в смущении: Сель не было в Соколином Гнезде.
Ее жених, царь Ашура, был огорчен этим известием, а Гуан-Атагуераган разгневан. Он возлагал большие надежды на брак царя Ашура со своей дочерью. Теперь царь Атлантиды особенно нуждался в дружбе и помощи могучего подвластного царя! Увы! Останется ли он подвластным? Удастся ли сохранить хотя бы дружбу его?..
Царь потребовал немедленно привести для допроса няньку Сель, старуху Гу-Шур-Ца.
Она явилась перед грозные очи царя, низко кланяясь, всхлипывая и утирая слезы краем плаща.
— Где Сель? — спросил сурово царь.
— Трижды великий!.. — И Ца упала на колени. — Не гневись на рабу твою… Я не виновата… Я хранила ее как зеницу ока, но в прошлую ночь крылатый змей спустился с горы… Крылья его были, как у летучей мыши, а ноги, как у льва… Из ноздрей его шел дым, и огнем дышала пасть его… Сель сидела на балконе и отдыхала в ночной прохладе. Вдруг змей схватил ее в свои когти и взвился с ней на воздух… Я успела уцепиться за плащ Сель. Змей и меня приподнял на воздух… Но плащ упал с плеча Сель, а вместе с ним упала и я… Вот все, что осталось от Сель… — И Ца бросила к ногам царя голубой шелковый плащ Сель, расшитый серебряными лилиями.
Все были поражены рассказом. Но царь подозрительно посмотрел на жрецов.
— Что ты скажешь, Кунтинашар?
— Трижды великий… Я не знаю, что сказать. Бежать Сель не могла… Может быть, ее похитили…
Царь глубоко задумался.
Одно несчастье преследует его за другим… Неужели боги наказывают его за ссору с жрецами?.. Гордость и страх боролись в его душе. Страх победил.
— Да будет воля богов!.. — И обратившись к жрецам, он сказал:
— Молитесь богам, чтобы не до конца преследовал нас гнев их… А я… я сделаю все, что могу… Я восстанавливаю ваши права!.. Корабли ждут нас. Но пусть продолжаются поиски Сель после нашего отъезда. Может быть, нам удастся спасти ее…
И тяжело вздохнув, он обратился к рабам:
— Носилки!..
Последний царь Атлантиды, мерно колыхаясь на золотых носилках, спускался со Священного Холма, чтобы никогда сюда не возвращаться…
17. «Золотой век»
Акса-Гуам поправлялся медленно. Он долго бредил восстанием. Наконец лихорадка оставила его.
— Ну что, сынок, ожил? — ласково спросил его дедушка Гуамф.
Акса-Гуам посмотрел вокруг. Он лежал в старой шахте. Слабый свет виднелся со стороны входа.
— Три недели я тебя берег в этой мышиной норе от ваших ищеек. Первое время очень опасно было. Ну, теперь у них столько забот, что не до тебя. Адиширна был. Тайком пробрался. Зовет в лес. Говорит, хорошо у них там!..
Акса-Гуам ушел к Адиширне, как только позволили силы. Гуамф проводил его. Ночью, тайными тропами пробирались они среди гигантских стволов, поднимавшихся ввысь, как колонны храма. Когда-то, в старину, эти стволы и брали для колонн. Теперь они шли на постройку кораблей.
— Ну и проказник внук мой! Такую штуку выкинул, что… Да вот сам увидишь! — болтал дедушка Гуамф и смеялся беззубым ртом.
Среди стволов, у пещеры, показалось пламя костра. Когда путники подошли ближе, они увидели Адиширну, который жарил на вертеле горную серну.