– Только бы донести живым, – прошептал старик, ускоряя шаги.
Подойдя к железным воротам, индеец переложил ребенка на левую руку и ударил правой в железную дверь четыре раза.
Волчок в калитке приоткрылся, чей-то глаз мелькнул в отверстии, заскрипели засовы, и калитка открылась.
Индеец робко переступил порог. Перед ним стоял одетый в белый халат старый негр с совершенно белыми курчавыми волосами.
– К доктору, ребенок больной, – сказал индеец.
Негр молча кивнул головой, запер дверь и знаком пригласил следовать за собой.
Индеец осмотрелся. Они находились на небольшом дворе, вымощенном широкими каменными плитами. Этот двор был обнесен с одной стороны высокой наружной стеною, а с другой – стеною пониже, отгораживавшей двор от внутренней части усадьбы. Ни травы, ни кустика зелени – настоящий тюремный двор. В углу двора, у ворот стены, стоял белый дом с большими, широкими окнами. Возле дома на земле расположились индейцы – мужчины и женщины. Многие были с детьми.
Почти все дети выглядели совершенно здоровыми. Одни из них играли ракушками в чет и нечет, другие беззвучно боролись; старый негр с белыми волосами строго следил за тем, чтобы дети не шумели.
Старый индеец покорно опустился на землю в тени дома и начал дуть в неподвижное, посиневшее лицо ребенка. Возле индейца сидела старая индианка с опухшей ногой. Она посмотрела на ребенка, лежавшего на коленях индейца, спросила:
– Дочь?
– Внучка, – ответил индеец.
Покачав головой, старуха сказала:
– Болотный дух вошел в твою внучку. Но он сильнее злых духов. Он изгонит болотного духа, и твоя внучка будет здорова.
Индеец утвердительно кивнул головой.
Негр в белом халате обошел больных, посмотрел на ребенка индейца и указал на дверь дома.
Индеец вошел в большую комнату с полом из каменных плит. Посреди комнаты стоял узкий длинный стол, покрытый белой простыней. Открылась вторая дверь, с матовыми стеклами, и в комнату вошел доктор Сальватор, в белом халате, высокий, широкоплечий, смуглый. Кроме черных бровей и ресниц, на голове Сальватора не было ни одного волоска. По-видимому, он брил голову постоянно, так как кожа на голове загорела так же сильно, как и на лице. Довольно большой нос с горбинкой, несколько выдающийся, острый подбородок и плотно сжатые губы придавали лицу жестокое и даже хищное выражение. Карие глаза смотрели холодно. Под этим взглядом индейцу стало не по себе.
Индеец низко поклонился и протянул ребенка. Сальватор быстрым, уверенным и в то же время осторожным движением взял больную девочку из рук индейца, развернул тряпки, в которые был завернут ребенок, и бросил их в угол комнаты, ловко попав в стоявший там ящик. Индеец заковылял к ящику, желая взять оттуда лохмотья, но Сальватор строго остановил его:
– Оставь, не трогай!
Затем положил девочку на стол и наклонился над нею. Он стал в профиль к индейцу. И индейцу вдруг показалось, что это не доктор, а кондор наклонился над маленькой птичкой. Сальватор начал прощупывать пальцами опухоль на горле ребенка. Эти пальцы также поразили индейца. Это были длинные, необычайно подвижные пальцы. Казалось, они могли сгибаться в суставах не только вниз, но и вбок и даже вверх. Далеко не робкий индеец старался не поддаться тому страху, который внушал ему этот непонятный человек.
– Прекрасно. Великолепно, – говорил Сальватор, как будто любуясь опухолью и ощупывая ее пальцами. Окончив осмотр, Сальватор повернул лицо к индейцу и сказал: – Сейчас новолуние. Приходи через месяц, в следующее новолуние, и ты получишь свою девочку здоровой.
Он унес ребенка за стеклянную дверь, где находились ванная, операционная и палаты для больных.
А негр уже вводил в приемную комнату новую пациентку – старуху с больной ногой.
Индеец низко поклонился стеклянной двери, закрывшейся за Сальватором, и вышел.
Ровно через двадцать восемь дней открылась та же стеклянная дверь.
В дверях стояла девочка, в новом платьице, здоровая, румяная. Она пугливо глядела на дедушку. Индеец бросился к ней, схватил на руки, расцеловал, осмотрел горло. От опухоли не осталось следа. Только небольшой, едва заметный красноватый шрам напоминал об операции.
Девочка отталкивала дедушку руками и даже вскрикнула, когда он, поцеловав, уколол ее давно не бритым подбородком. Пришлось спустить ее с рук на пол. Следом за девочкой вошел Сальватор. Теперь доктор даже улыбнулся и, потрепав головку девочки, сказал: