Что могу сказать в оправдание, Ваше Величество? В тот день я подвергся тяжелому испытанию тела и духа. Лицом к лицу встретился с громадными паучьими тварями, атакующими меня погаными жвалами, и проводил в последний путь людей не менее родных, чем члены семьи. После пережитых злоключений идея того, что нынешний Александр Лоутон, Карибский Каратель, может уйти со сцены, была подана, словно на блюдце, так непринужденно и мило. Лежа в переполненной темнице, я вскинул взор к небу и мысленно искал контраргументы для Карины. Потеря чести не означает полную утрату человечности. Еще с юности и на протяжении стольких лет я защищал свою честь и идеализировал это понятие настолько, что оно вышло мне боком. Мое честолюбие было уязвимым местом, по которому и ударил губернатор Смит, чтобы разделаться со мной. Мои морские походы, законы и правила приличия, которые соблюдались на показ, — всё стало мелочным в какой-то момент. Вы бы хотели, чтобы раздумья пошли мне во благо? Чтобы я образумился и достиг духовного просветления, переполненный добрыми чувствами? Этого не случилось. Напротив, мысли жалили меня. И как оскорбленный Ахиллес, я ушел в сторону дуться, услышав в спину нежный укор Карины Меер, что я сам волен выбирать, кем быть.
— Мадам, — возмутился я, — ваш оптимизм не уместен.
Ваше Величество, в период хандры до сих пор вспоминаю те удивление и душевную боль, которые отразились на лице Карина в ответ на сказанные мной грубости. Думаю, она могла бы подойти и вступить в спор, чтобы помочь мне лучше понять самого себя. Однако я повернулся к Карине спиной и продолжил свой собственный внутренний диалог. Словно напыщенный индюк, я провалялся в таком настроении какое-то время и начал горько сожалеть о том, что когда-то вступил на чертов «Варгуд ван Хаарлем». Не буду досаждать подробностями, поскольку этот момент истории не критичен в рамках всего повествования. И даже если бы был, я предпочел бы упустить его. Какие бы грехи не были мне присущи, бить себя в грудь, утверждая, что я прямолинейный человек, не стану.
— Капитан Лоутон, — окликнул меня мистер Коплер, вернув из раздумий к реальности.
Сам не понял, как на глаза накатили слезы. Откашливаясь, я незаметно вытер их о плечо.
— Мистер Коплер, — обратился я к первому помощнику, — гляжу, вы высвободили руки?
— Так точно, сэр.
— Обошел меня в этот раз, — процедил мистер Дэрроу.
— О! У меня палец свело, сэр, иначе я бы ему врезал! — разозлился Коплер.
— Будем надеяться, что в ближайшее время соревноваться в мастерстве высвобождения нам не придется, — урезонил их я. — Пошевеливайтесь — есть шанс отвоевать корабль.
Законы, по которым происходит абордаж и захват чужого корабля, не имеют ничего общего с перехватом судна, на котором находишься в данный момент. В первом случае все стороны в курсе, что оппонент вооружен и что схватка началась. А во втором, как бы так сказать, только одна сторона имеет преимущество в вооружении, а вторая — знает об угрозе нападения. Из двух зол я лично выбираю прямой бой, но не потому, что брезгую бить исподтишка. Вооружение более весомый аргумент, чем надежда авантюристов. После сигнала тревоги очень скоро восстанавливается баланс сил, который редко благоволит сбежавшим пленникам. С первыми охранниками, встретившимися на пути, мы разделались быстро: без лишнего шума завалили иккеанскую многоногую тварь и парочку губернаторских гренадеров, прихватили их оружие и проскользнули внутрь «Серкерии». Помещение, которое являлось нашей тюрьмой, находился далеко от ее кормы: до капитанского мостика не добраться, а вот до грузового отсека, где хранился драгоценный сплав инков, и до машинного отделения с двигателями, которые заменяли сразу и мачту, и парус, и рулевой механизм, еще куда ни шло. Времени на раздумья не было. Карина с отрядом отправились на захват груза, в то время как я с ребятами должен был отвоевать машинное отделение. Наши отряды были смешаны: в равной пропорции состояли из экипажей «Доминика» и «Серкерии», хотя каждый капитан мог бы остаться при своих людях, что вполне нормально.
Хотел бы я приукрасить историю о том, как мы штурмовали машинное отделение. Громадные пульсирующие механизмы, превышающие по габаритам самые крупные линейные корабли (и таких было с дюжину), загораживали проходы и загоняли в тупики, делая маршрут настолько сложным и извилистым, что литром крови не обошлось бы. В отчаянной схватке с личинкоподобными тварями, которых иккеанцы держали на кораблях невольниками, я несколько раз был отрезан от своей группы. Представьте, каких-то пару месяцев назад я и не подозревал о существовании на свете этих мерзких «недожуков»! Предпочел бы вообще о них не знать, но время не повернуть вспять. В самый разгар баталии раздался сигнал тревоги, и мы потеряли свое преимущество: эффект неожиданности не удался.