После обеда Анри испытывал одни огорчения. С ужасом обнаружил, что проделал только половину положенной за день работы. Эту заминку предстояло наверстать, ведь всякие задержки и проволочки, как известно, были ему ненавистны. Он был вынужден не раз и не два отдавать правой ноге мысленный приказ не дрожать под столом – это непроизвольное, раздражающее движение давало ему понять, что он, вопреки всем своим принципам, ею притоптывает. Но все же проявил терпение, не стал уходить домой ранее положенного часа, хотя, когда кабинет остался позади, помимо своей воли ускорил шаг – в точности как накануне, когда понял, что его жизнь разваливается на мелкие кусочки.
Гвендолины дома не было, она ушла к Мэгги, чтобы потом отправиться от нее прямо в боулинг. Так что подготовиться ему будет легче. Порывшись в ящичке жены, он нашел черные чулки, встал в холле перед зеркалом и натянул один на голову по самую шею. Однако ничего перед собой не увидел. Слишком темно. И слишком тесно. Анри отыскал другие, на этот раз телесного цвета, и проделал всю операцию еще раз. Так уже лучше. Эти пойдут. Найти черный свитер и брюки не составило никакого труда. Но ходить с туза и совершать ограбление в лакированных ботинках у него намерения не было. Почесав макушку, он залез в шкаф и через несколько минут выудил из его глубин старые кроссовки, которые в последний раз надевал на физкультуре в школе, и примерил их. Годится. Но поскольку до наступления ночи ему предстояло убить еще четыре, а то и пять часов, Анри взял черный крем и замазал им кроссовки, дабы довести до совершенства маскарад. Потом с головы до ног оделся, пару раз присел и проделал несколько упражнений на гибкость. Но в чулке чуть не задохнулся, поэтому сорвал его с головы и закашлялся. А когда отдышался, решил натянуть его только до кончика носа.
Он в полном облачении сел на диван с чулком в руке и застыл в ожидании. Ужинать не стал. А потом долго, неподвижно сидел, глядя перед собой невидящим взглядом, пока в черепушке устроили поединок инстинкт и разум. За их страшной баталией Анри наблюдал в качестве пассивного, глухого и слепого зрителя.
В конечном итоге верх, как это часто бывает, взял инстинкт, вероятно, благодаря своей яростной воинственности, не подвластной сдерживающей силе сомнений. Логические рассуждения пали под напором всплеска эмоций. Пора. В гостиной уже темнело. У Анри были все основания полагать, что Гвендолина придет домой не раньше двух часов – раньше она из своих ночных вылазок просто не возвращалась, – но от непредвиденных злополучных поворотов судьбы он больше гарантирован не был.
Ночь стояла безлунная, в темноте он едва видел ноги, но все же убедил себя, что будет благоразумнее не включать маленький карманный фонарик, дабы не навлечь подозрений какого-нибудь мучимого бессонницей соседа.
До дома Деле от улицы Лавуар было километра полтора – если чуть припустить рысцой, минут десять ходьбы. Сначала Анри неспешно шел, пока глаза не привыкли к темноте, потом прибавил шагу и двинулся быстрее – думал, получится тайком, а вышло гротескно. Скользя мимо кустарника, он слегка пригибался, к невысоким стенкам и живым изгородям прижимался чуть ли не вплотную и с большим запасом перепрыгивал через цветочные клумбы. Какой-нибудь подозрительный сосед, увидев такие его выкрутасы, наверняка с удивлением бы решил, что перед ним перебравший ниндзя, однако таковых в округе не было и в помине.