Темнота взяла мою ладонь и задержала ее в воздухе. Шепотом на ухо она говорила со мной, но я не понимал ее языка. Он был чужд мне, инороден. А ее голосе я слышал беспокойство и страх, но в то же время азарт и желание. Практически одержимость.
Из-за двери дышало жаром.
Я собрал все силы, какие только мог, и потянул дверь на себя. Тьма объяла меня в этот же миг, спасая от незнакомца напротив. Но я смог разглядеть….
****
Я открыл глаза в своей комнате. Все тело ломило от лихорадки и трясло от озноба, хотя голову словно объяло пламенем. Пропитанная потом простынь впивалась в спину, подобно пиявке. И также, подобно пиявке, навязчивая, но неуловимая мысль вертелась в моем мозгу. Я знал это, я чувствовал – что-то поменялось!
Глава 6.
Одинокая горная тропка пробегала сквозь крутые склоны и глубокие обрывы вдоль линии моря и уводила нас все дальше на север. Заходящее солнце светило нам в спины, удлиняя наши тени и проецируя их на каменную поверхность, словно в театре теней. Теплое бабье лето подходило к концу – близилась холодная осень и еще более холодная зима. И наша цель была где-то в краю льдов и снегов.
Почти все последние дни мы проводили в дороге, останавливаясь только на редкий ночлег и ради сбора информации. С недавнего времени последнее давалось нам очень нелегко – сказывался наш внешний вид. Стоило мне подойти к человеку и заговорить с ним, как он начинал лепетать что-то о срочных делах и старался поскорее скрыться из виду. У Сары дела были немного лучше, но прямо на моих глазах начинала увядать ее красота.
Я оглянулся на нее: она шла, с некоторым усилием переставляя ноги, тяжелые темные пятна под глазами свидетельствовали о долгих бессонных ночах, переживания оставили свои шрамы на ее молодом лице – сопутствовали тому глубокие тени, порезы складок, слегка похудевшие щеки и скулы.
Было ли виной тому наше путешествие? Не думаю. Она никогда не упускала шанса принять горячую ванну и поспать. Пользовалась своими бальзамами, мазями и прочими причиндалами даже в дороге. Ее начинали разочаровывать люди. Но самый большой отпечаток на ее состоянии оставляли города-призраки, по которым мы проходили – от них веяло холодом и смертью. Некогда прекрасные и обжитые места превратились руины, и ее сердце сжималось при виде этого. Пусть она видела и худшие вещи, просто сейчас для нее приоткрылась другая – противоположная – сторона вещей. И переносила она это очень тяжело. Девушка стала немногословной и все чаще уходила в себя.
С того момента, как я перестал употреблять стабилизаторы, количество моих приступов сократилось и переносились они вроде бы легче. По крайней мере, из глаз Сары исчезло то дурное постоянное беспокойство. Но я стал видеть какие-то обрывки, связанные с той женщиной в пожаре, все чаще. Они приходили ко мне во снах, возвращались образами в окружавших меня людях и пейзажах. Мое сердце приходило в восторг, но никаких побочных эффектов не наблюдалось. Но была одна странность – как бы сильно я не старался, я не мог разглядеть ее глаз. Они всегда были сокрыты от меня: будь то тень, волосы или ее ужасная пустая насмешка.
И в моих мыслях поселилось странное…. Сомнение. Неуверенность. Словно я что-то делаю неправильно.
–Ах! – Восхищенно вздохнула моя спутница, подставляя лицо свежему прибрежному бризу. За секунду усталость и удрученность на ее лице сменились жизнерадостностью. Она устремила свой взгляд к линии горизонта. Мы как раз вышли на поворот и перед нами растянулся бескрайнее море, в лучах заката приобретающее огненно-рыжий оттенок. Я остановился, чтобы дать ей возможность насладиться видом, а сам наблюдал за ней – пытался понять, как она это чувствует.
Редкие облака над нашими головами подставляли свои шерстяные животы под последние лучи солнца. Их клубы становились ярко-желтыми, практически золотыми. Среди этого блеска уносились на юг перелетные птицы. На некоторое время отдельные стайки слетались поближе, чтобы что-то сказать друг другу – возможно, прощались – и рассыпались в относительно разных направлениях. В их звонких криках слышалась любовь к теплу, но также и приближающаяся зима.
–Я не переношу морозы. Но я люблю холод – он учит ценить тепло. – Объяснила она, поймав мой недоуменный взгляд. В ее глазах жило тепло. Это было не пламя, не огонь и пожары – это был домашний камин. Это было тепло родного дома и его уют. Все это жило в ней.
Она опустилась на землю, привычно поджимая колени к себе и обнимая их. Она пристально смотрела, как огромный огненный шар спускался все ближе к линии моря, освещая невозмутимые склоны. Уши ласкал шум моря: в своем холодном спокойствии разбивались невысокие волны о шершавые скалы. Морскую песню не могли расстроить и докучливые крики вечно голодных чаек, отдыхавших на утесах. Она протекала неспешно и расслаблено, подобно огромным океанским течениям. Наполняла слушателей умиротворением и приносила душевный покой. Есть поверье, что море способно исцелить даже самые глубокие душевные порезы.