Альфред Бестер
Человек Без Лица
Человек Без Лица[1]
(пер. с англ. Е. Коротковой)
Глава I
Удар! Взрыв! Двери подвала настежь! Там, внутри, навалом денег. Хватай, тащи, тяни! Но кто это? Кто это, там, стоит? Бог мой! Человек Без Лица! Притаился. Глядит. Огромный. Безмолвный. Страшный. Бежать… Бежать…
Скорей бежать, а то я пропущу парижский пневматический и больше не увижу эту прелестную девушку, чье лицо как цветок, а тело создано для страсти. Я еще могу успеть. Но кто там у ворот? Это не сторож. Боже! Снова он, Человек Без Лица! Притаился. Глядит. Огромный. Безмолвный… Только бы не закричать. Да перестань…
Но я и не крину. Я пою на сцене, на ослепительной мраморной сцене, льется музыка, горят огни. А в зале ни души. Зал — пустая темная яма, и там один лишь зритель. Как пристально он глядит! Безмолвный. Огромный. Опять Человек Без Лица.
Он закричал. Теперь и вправду закричал.
Бен Рич проснулся.
Он лежал не двигаясь в своей гидропатической постели, и сердце его бешено стучало, а глаза, казалось бы, спокойно — хотя какое уж тут спокойствие — оглядывали все вокруг. Нежно-зеленые стены, фарфоровый ночник — китайский мандарин, дотронься до него, он будет бесконечно кивать и кивать головой, — разнопланетные часы, фиксирующие время трех планет и шести спутников; и наконец, постель — кристально-прозрачный бассейн, где струится нагретый до 99,9 градуса по Фаренгейту карбонизированный глицерин.
Дверь тихо отворилась, в полумраке возник Джонас, тень в бордовой ночной пижаме, бесплотный дух с лошадиным лицом и манерами гробовщика.
— Опять? — спросил Рич.
— Да, мистер Рич.
— Громко?
— Очень громко, сэр. И так испуганно.
— Черт бы побрал ваши ослиные уши! — буркнул Рич. — Я никогда ничего не боюсь.
— Убирайтесь.
— Слушаю, сэр. Спокойной ночи, сэр.
Джонас сделал шаг назад, притворил дверь.
— Джонас! — крикнул Рич.
Лакей появился опять.
— Простите меня, Джонас.
— О, все в порядке, сэр.
— Нет, вовсе не в порядке. — Рич обаятельно улыбнулся. — Я обращаюсь с вами как с родственником. За такую привилегию я слишком мало вам плачу.
— Ну что вы, сэр!
— В следующий раз, когда я на вас заору, гаркните и вы на меня. Будем квиты.
— О, мистер Рич…
— Сделайте так, и вы получите прибавку. — Снова улыбка. — Это все, Джонас. Благодарю.
— Спасибо, сэр. — Камердинер ушел.
Рич вышел из постели и, обтираясь перед большим зеркалом, репетировал улыбку. «Выбирай себе врагов сам, а не заводи их случайно», — бормотал он. Рич внимательно разглядывал себя: мощные плечи, узкие бедра, длинные мускулистые ноги, влажные прямые волосы, большие глаза, точеный нос и капризный тонкогубый рот с жесткой складкой.
— Ну отчего? — спросил он. — Отчего? Внешностью я не поменялся бы и с дьяволом. Положением — не захочу меняться с богом. Отчего я ору?
Он надел халат и взглянул на часы, не ведая о том, что его предкам показалась бы непостижимой та бессознательная легкость, с которой он единым разом охватил временно-числовую панораму Солнечной системы. На циферблатах стояло:
Ночь, день, лето, зима… Рич мог с лета перечислить час и время года на любых меридианах всех небесных тел, входящих в Солнечную систему. Здесь, в Нью-Йорке, отвратительное зимнее утро сменило полную безобразных кошмаров ночь. Несколько минут придется потратить на собеседование с психиатром Эспер Лиги, которого он нанял. Сколько еще можно вопить по ночам?
— «Э» — это - «Эспер», — бормотал он. — Эспер — это экстрасенсорная перцепция. Телепаты, прощупыватели мыслей, щупачи! Предполагается, что врач из Эспер Лиги может отучить меня орать во сне. Предполагается, что доктор медицины, умеющий влезать людям в мозги, даром денег не берет. Ему лишь стоит заглянуть ко мне в башку, и крикам конец. Этих проклятых щупачей считают венцом развития Homo sapiens’a. «Э» — это эволюция. Черта с два! Эксплуатация — вот что такое «Э»!
Его трясло от ярости.
— Но я же не боюсь! — крикнул он, распахнув дверь. — Никогда ничего не боюсь.
Он вышел в коридор и звонко застучал подошвами домашних туфель по серебряным плиткам: ки-тат-ки-тат-ки-тат-ки-тат, — не тревожась о том, что жутковатый дробный стук, разбудив спозаранок прислугу, посеет страх и ненависть в двенадцати сердцах.
Толчком распахнув дверь в покои психиатра, Рич вошел и сразу лег на кушетку.
Карсон Брин, врач-эспер второй ступени, уже проснулся и ждал его. Будучи домашним психоаналистом Рича, он всегда спал «одним ухом», и во сне поддерживая с пациентом связь, готовый пробудиться по первому зову. Крик Рича разбудил его. Брин сидел возле кушетки, очень элегантный в своем роскошном вышитом халате (Рич платил ему 20 тысяч кредиток в год), и был полон внимания, поскольку знал, что наниматель щедр, но требователен.
1
Печатается по изд. Бестер А Человек Без Лица: БСФ, т. 24./ Пер с англ. — М.: Молодая гвардия, 1972.