— За вашу помощь я с вами расплатился сполна.
— А я? Чем расплатился я? — взвизгнул щупач. — Я расплатился своей жизнью.
— Вы своей глупостью расплатились.
— Ради бога, Бен. Помогите мне. Помогите или убейте меня. Я ведь и так все равно что покойник. Просто не хватает смелости покончить с собой.
Рич помолчал и вдруг грубо сказал:
— Я думаю, самоубийство для вас лучший выход, Джерри.
Щупач отпрянул, будто в него ткнули раскаленной головешкой. Остекленевшим взглядом он уставился на Рича.
— Ну, назовите же вашу цену, — сказал Рич.
Черч, примерившись, не спеша плюнул на кучку соверенов и с ненавистью посмотрел на Рича.
— Возьмите его даром, — сказал он, повернулся и исчез в сумраке погребка.
Глава IV
Нью-Йоркский вокзал Пенсильвания до того, как он почему-то был разрушен в конце XX столетия (смутный период, о котором мало что можно узнать), посещали миллионы пассажиров. Никому из них не приходило в голову, что вокзал осуществляет связь времен. А между тем внутри он представлял собой точную копию знаменитых бань Каракаллы в Древнем Риме. То же самое можно сказать и о вместительном особняке, принадлежавшем мадам Марии Бомон, более известной среди сотен ее интимнейших врагов в качестве Золоченой Мумии.
Спускаясь вниз по эскалатору в восточной части дома с доктором Тэйтом под боком и убийством, притаившимся в кармане, Бен Рич, как чуткая струна, отзывался на все убыстряющееся стаккато своих чувств. Толпа гостей внизу… Блеск мундиров, туалетов, сверкающая кожа и пастельные пучки лучей, падающие от торшеров, раскачивающихся на тонких ножках… Три, четыре — горячо. Слышатся голоса, музыка, возгласы, отзвуки… И когда сказал «четыре», получил синяк под глаз...Восхитительное попурри тел и запахов, еды, вина, мишурного блеска… Три, два… раз!
Мишурный убор смерти… Верней, того, чего — свидетель бог — уже семьдесят лет никому не удавалось осуществить… Забытое искусство… Забытое, как алхимия, умение отворять кровь, делать операции с помощью скальпеля. Я верну людям смерть. Не жалкий акт уничтожения себе подобных, наскоро осуществленный в приступе ярости или безумия, а здравое, расчетливое, преднамеренное, хладнокровное…
— Богом вас заклинаю, — прошипел Тэйт. — Осторожней. Убийство так и прет из вас.
Три, два, раз! А ну еще! Три, четыре — горячо.
— Вот то-то. К нам направляется один из эспер-секретарей. Он выслеживает тех, кто здесь без приглашения. Пойте дальше.
Секретарь Марии, тонкий и стройный юноша, весь порыв, подстриженные золотистые волосы, лиловая блуза, брыжи с воланами.
— Доктор Тэйт! Мистер Рич! Я немею. Буквально немею. Я не нахожу слов. Входите же! Входите!
Три, четыре — горячо…
Мария Бомон, рассекая толпу, тянулась к нему руками, глазами, обнаженным бюстом… пневматическая операция превратила ее тело в несколько преувеличенное подобие индийской статуи: раздутые бедра, раздутые икры, раздутые позолоченные груди. Будто раскрашенная фигура на носу корабля порнографии, подумал Рич… знаменитая Золоченая Мумия.
— Бен, голубчик мой, — воскликнула она, заключая его в мощные пневматические объятия и прижимая к себе его руку, — как все это поэтично!..
— Как все это хирургично! — прошептал он ей на ухо.
— А что твой миллион?
— Едва не выскользнул из рук.
— Поосторожнее, бедовый мой любовничек. Этот прелестный бал у меня весь до капелюшечки записывается.
Рич искоса взглянул на Тэйта.
Тэйт одобрительно кивнул.
— Ну, иди там пообщайся, — сказала Мария. Она взяла его за руку. — У нас с тобой еще уйма времени впереди.
Под крестовым сводом потолка люстры загорелись другим светом, и весь спектр зала сразу переменился. Изменили цвет костюмы. Отсвечивавшие розовым перламутром тела излучали теперь призрачное сияние.
С левого фланга Тэйт подал предупредительный сигнал. Внимание! Опасность! Опасность! Опасность!
Смотри в оба, смотри в оба! И когда сказал «четыре», получил синяк под глаз. Три, четыре! Три, два, раз! Трамм!
Мария знакомит с ними еще одного среднеполого, — весь порыв, подстриженные волосы, пурпурная блуза, голубые прусские брыжи с воланами.
— Это Ларри Ферар, Бен. Мой второй секретарь. Ларри умирает от желания с тобой познакомиться.
Три, четыре — горячо…
— Мистер Рич! Я счастлив. Я не нахожу слов.
Ах ты, камбала, не вобла! Смотри в оба! Смотри в оба!