После этих слов он вальяжно уселся в кресло, и бросив взгляд на собеседника, с хитринкой с голосе добавил:
─ Хотя пора понять, Андрей Петрович, пора понять…
Рокотов оставался верен своей тактике поведения, молчал. На заумную реплику прокурора он лишь слегка усмехнулся и покачал головой. В том, что с помощью этого типа не сегодня, так завтра на него будет заведено дело, он уже нисколько не сомневался. Он встал со стула, лихо приложил руку к головному убору и неспеша покинул кабинет…
1979 год. 23 февраля. Пятница. Очередной день для психов начался как обычно. Подъем, туалет, затем завтрак. Несмотря на всенародный праздник ─ День Советской Армии, какой-либо прибавки к столу не было. Для начальников, среди которых было три офицера и два прапорщика, был тот же разносол, что и у психов без звездочек.
Торжественных мероприятий в честь праздника в отделении также не было. Не было и поздравлений от лечащих врачей или руководства госпиталя. Медицинская обслуга и раньше не испытывала большого желания быть со своими подопечными, тем более в этот день. И, как думал Рокотов, врачи правильно делали. Никто из больных не стонал, как и никто из них не истекал кровью. Не говоря уже о каких-либо послеоперационных швах или перевязочных бинтах. В большинстве своем обитатели психушки жили по своему личному плану. Львиная доля времепровождения отводилась лежанию в постели или сну. Боевая подготовка начисто отсутствовала, не было и политической.
Демократия, скорее всего, анархия исключалась только во время приема пищи. Каждый псих прекрасно знал своенравный характер раздатчицы тети Маши, она исполняла свои обязанности не только строго по уставу, но и строго по времени. Опоздай на пару минут в столовую ─ остался голодным. Приносить какую-либо пищу в палату строго воспрещалось. Только по этой причине набивание желудка происходило по графику, опорожнение кишечника ─ по мере естественной необходимости. Во время дневного, так и ночного пребывания в горизонтальном положении по палате прогуливался дежурный. Он очень внимательно следил за психами, особенно за теми, кто нарушал покой или делал попытку его нарушить. В его обязанности входила и борьба с храпом. «Синявка» неспеша подходил к источнику повышенного звука и с силой дергал лежачего за плечо. При этом строго соблюдал субординацию. Солдатам первого года службы доставалось куда больше, чем «старикам». Более лояльное отношение было и к прапорщикам. Офицеров он не трогал.
Драк или подобных стычек за свое непродолжительное время среди психов Андрей Рокотов не видел. Это его радовало. За свою бытность офицером среди его подчиненных много казусов было, больших и малых. И все это проходило через его душу и сердце. Здесь же для него была настоящая отдушина от личного состава. Он ни за кого не отвечал, за него также никто не отвечал. Поэтому он очень спокойно воспринял небольшое происшествие, оно случилось прошлой ночью. Сам Рокотов свидетелем этому не был. Об этом ему рано утром нашептал на ухо старшина Наседкин. Офицер не только внимательно выслушал пространный монолог, но и осмотрел место происшествия ─ туалет.
Дело было так. За час до полуночи из спального помещения вышли два психа, не то узбеки, не то таджики и начали между собою о чем-то громко спорить. О чем они говорили, никто не знал. Да и невозможно было узнать. Психи из союзных республик почти всегда говорили на своем родном языке. Сакимов, так звали больного, оттолкнул руками своего земляка и рысью рванулся в туалетную комнату. Затем, непонятно почему, стал биться головой об стенку, на которой висел большой металлический сливной бак. Его крышка, к удивлению Рокотова, была намертво прикручена болтами. По словам «синявки», псих оказался не столь и уже дурным. Он сначала слегка постучал головой по стенке, затем несколько отошел назад, и разбежавшись, словно японский самурай, направил свой «думающий агрегат» вперед, несколько ниже сливного бачка. Наседкин, услышав дикий вой, тут же рванулся в туалетную комнату. Каких-либо ранений, не говоря уже об увечьях, «самурай» себе не причинил. На его голове, наголо постриженной, была только небольшая шишка. Желание поговорить с солдатом по душам Рокотов после очень короткого раздумья, напрочь отбросил. «Спецконтингент» был куда умнее, чем он сам, в недалеком прошлом воспитатель…
В одиннадцать часов дня Рокотова неожиданно пригласили в кабинет лечащего врача. Едва он открыл дверь, как сразу же заметил приподнятое настроение Колесникова. Его глаза ярко светились, словно огоньки. Лицо было несколько розовым. Майор привстал из-за стола и протянул руку вошедшему. Затем улыбнулся и заискивающее произнес: