Капитан утвердительно кивнул головой и тут же взял в свою руку авторучку. Работал он очень напряженно. Старался писать как можно аккуратнее и красивее, выводил каждую букву. Каждое слово перечитывал несколько раз, боялся допустить ошибку. Ошибка в присутствии шефа, была смерти подобна. Полковник в это время читал газету и лишь изредка бросал взгляд на того, кто не то от удовольствия, не то от усердия порою громко сопел, что у него вызывало отвращение. Однако архиусердие клерка начальника почти не раздражало. Он знал, что это явление мимолетное и скоротечное. Он также не сомневался, что верзила с большими очками на носу и со значком «Умру взводным» способен на большее, чем то, что он сейчас делал…
Моисеев сделал размашистую подпись и протянул стандартный лист бумаги шефу. Самойлов очень внимательно прочитал написанное, и заметив на лице капитана вопросительный взгляд, утвердительно произнес:
─ Печать я поставлю сам… Остальное дело за мною…
Затем он приложил руку к голове и с улыбкой продолжил:
─ До скорой встречи, Петр Иванович… Я думаю, что на днях выберу время и забегу на пару минут в твою часть… А может, даже и раньше…
Намек начальника подчиненный схватил налету. Он быстро взял со стола свою черную папочку, и пятясь задом к двери, как попка, стал приговаривать:
─ Я, Вас понял, товарищ полковник… Я все понял, товарищ полковник....
1979 год. 25 февраля. Воскресенье. Утро и весь день в отделении психов царила тишина. Никого из начальников не было. Дежурный врач майор Сотников появлялся только во время приема пищи. Он, сделав серьезное выражение лица, и положив обеи руки за спину, неспеша проходил мимо сидевших за столами. Кое-кого офицер приветствовал кивком головы. Затем подходил к раздатчице Маше, которая, как казалось Рокотову, работала без выходных. Здесь офицер задерживался, притом надолго. Обсудив с женщиной местные и мировые новости, он удалялся к себе в кабинет. Чем он там занимался, было неведомо. Не знал этого и Рокотов, да и знать об этом он не хотел. Окружающий его мир, и в том числе, и кто ходил на двух ногах, все меньше и меньше его интересовал. За время пребывания в психушке он так и ни с кем по-настоящему не познакомился. Солдат он вообще не замечал. Офицеры, с которыми можно было по душам поговорить или обсудить что-либо разумное, его также не интересовали. Одиночество его необычайно радовало, как радовало и то, что никто из обитателей психушки к нему по-прежнему особого внимания не проявил.
Постель все больше и больше принимала мужчину со звездочками в свои объятия. В отличие от большинства психов, которые в основе своей тут же предавались сну, он очень долго лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. Думал о смысле жизни, и конечно, о том, почему он так быстро стал изгоем в армии. Думал и не находил ответа. Как правило, после подобных размышлений он засыпал.
Ближе к вечеру одиночество Роктова было неожиданно нарушено. Во время ужина к нему за столик подсел Сотников, дежурный врач. Протянув ему руку, он еле слышно представился:
─ Майор Сотников Александр Николаевич…
Затем он наклонился к собеседнику и опять прошептал:
─ Андрей, ты не против заглянуть в мой кабинет… Меня, честно говоря, скучища замучила… Хоть в картишки поиграем…
Рокотов улыбнулся и утвердительно кивнул головой. Он уже десять часов провалялся в постели. От лежания болело все тело, особенно голова. Небольшая подушка, набитая непонятно чем, давила, словно пресс, то на затылок, то на лицо. Лежачий довольно часто менял свое положение, было бесполезно. Боли на какой-то миг отступали, потом вновь приходили. Порядком надоели ему и мучительные мысли, в которые он погружался, как только просыпался.
Он тут же встал из-за стола и вместе с врачом последовал в его кабинет. Он был копией комнаты майора Колесникова. Отличие было лишь в том, что на письменном столе в деревянной рамке стояла большая фотография. На ней был изображен Сотников, в гражданской одежде. Рядом с ним стояла молодая женщина с ребенком на руках. Андрей тяжело вздохнул и слегка прикусил нижнюю губу. В отличие от майора у него не было детей. Скорее всего, не было уже и жены. Алла не писала и не звонила. И сама не появлялась. Он два дня назад сильно завидовал, когда к одному из офицеров приехала жена. Булатов сидел в столовой за соседним столиком. В этот же день супруги уехали. Капитан лично сам не соизволил проститься с психами. За него это сделала его жена. Симпатичная женщина с большой копной черных волос вошла в помещение, и помахав рукой лежачим, положила, на стоявшую перед нею кровать, большой кулек с конфетами. Едва она вышла, Рокотов тут же натянул на свою голову одеяло. Его душили слезы. Дабы окончательно не разрыдаться, он стиснул зубы и обеими руками сдавил свое лицо. Одиночество, тоска по любимой женщине давали о себе знать.