1979 год. 8 марта. Четверг. Утром Рокотов не выдержал, позвонил в часть. Звонил из кабинета начальника отделения. Трубку взял Моисеев. Едва офицеры поприветствовали друг друга, как тут же раздался гнусавый голос стукача:
─ Андрей Петрович… У нас выборы прошли очень организованно, как никогда раньше… К нам приезжал сам Самойлов… Виктор Федорович лично присутствовал на избирательном участке… Затем он побывал в столовой, с солдатами откушал, не побрезговал…
После этих слов Рокотов несколько обмяк, приложил ладонь к микрофону. Задумался. Интерес к полку у него внезапно пропал. Почему это произошло, он и сам не понимал. Он вновь приложил трубку к уху. Из нее все еще лилась хвальба в адрес полковника Самойлова. Он кисло усмехнулся и надавил рукой на рычаг аппарата.
Газет в этот день не было. Не появились в отделении и врачи. Они, как и вся страна, праздновали Международный женский день. Попытка Рокотова позвонить домой и поздравить жену с праздником, успехом не увенчалась. К телефону никто не подошел…
1979 год. 9 марта. Пятница. Проснулся Рокотов к обеду. Причиной этому была его беспокойная ночь, он то и дело видел страшные сноведения. Одно из них ему особенно запомнилось.
Он был в каком-то палисаднике, вокруг него летали черные птицы. Их было видимо-невидимо, словно саранча, закрывавшая все небо. Позвоночные животные с крыльями, двумя конечностями и клювом сильно каркали и по-человечески вопили:
─ Андрей, она тебя не любит… Не любила тебя… Ты, дурак и дураком умрешь… Она уже любит другого…
Кое-кто из птиц набрасывался на Рокотова, стремился пробить своим длинным и очень острым клювом его голову. Он закрывался обеими руками, иногда падал навзничь на землю и вновь вставал. В схватке с птицами он поднимал руки кверху и просил помощи от Всевышнего. Ее не было. Он обращал свой взор к красивым березам, стоявшим перед ним. Они тоже ему не помогали. Он целовал зеленую траву, и она отказывала ему в помощи. Неожиданно в саду все стало красным, красными стали и некогда черные птицы…
Роктов сильно вздрогнул, затем медленно открыл глаза. Они были очень влажными. Внезапно через пелену тумана он увидел перед собой огромного не то человека, не то зверя. Он хотел ему что-то сказать, но язык не шевелился. От появившегося страха он по-детски вскрикнул и вновь погрузился в сон. Через некоторое время лежачего кто-то сильно толкнул в плечо. Он проснулся и слегка опешил. Перед ним стоял Наседкин. В руках он держал стакан воды и таблетку. Верзила через силу выдавил из себя улыбку, и подложив свою руку под голову офицера, тихо произнес:
─ Товарищ капитан, примите эту таблетку… Она Вам хорошо поможет…
Увидев отчужденный, даже несколько звериный взгляд больного, он продолжил:
─ Это снотворное рекомендовал Вам майор Колесников…
Упоминание о лечащем враче ни только не успокоило Рокотова, наоборот, его сильно разозлило. Он вмиг сбросил с себя одеяло, резко приподнялся. Затем выхватил из рук дежурного стакан и с силой швырнул его в сторону. Цилиндрический сосуд словно пушинка пролетел в воздухе несколько метров и ударился об стену. Тут же раздался звон разбитого стекла. Рокотов машинально повернулся в сторону, откуда раздался звон, и в этот же миг почувствовал на своем левом плече чью-то руку, которая все больше и больше прижимала его к постели. Он оглянулся и увидел перед собою разъяренную физиономию Наседкина. Офицер мгновенно понял, что его может ожидать. В отделении в его бытность подобное уже было. На психа наваливались дежурные и тут же привязывали его специальными ремнями к кровати. Не били, но в таком состоянии он лежал часами.
Капитан Рокотов не хотел такой участи. Он сильно вскрикнул, подал свое тело вперед, и в этот же миг сделал резкий рывок в сторону и почти одновременно ударил согнутым локтем в солнечное сплетение тому, кто на него наседал. Один из приемов самообороны превзошел все его ожидания. Наседкин неестественно ойкнул, и схватившись за живот, снопом рухнул на кровать. Пациент неспеша повернулся и стал разглядывать результаты своего контрприема. Лицо старшины было красным, глаза навыкате. Изо рта сочилась небольшая струйка не то слюны, не то другой жидкости. Безжизненное выражение лица «синявки» не испугало офицера, наоборот, придало ему ненависти. Он подскочил к своей жертве, и схватив обеими руками ее горло, почти громовым голосом проревел: