─ Товарищ подполковник… Рядовой Уйгуров находится на лечении с 8 февраля… Жалоб и предложений нет…
Уверенный голос старослужащего в какой-то мере приободрил Николая Николаевича, но ненадолго. Уйгуров оказался в госпитале по просьбе командира полка. «Старик» жестоко избил сослуживца, отбил у него почки и выбил несколько зубов. Сделал его инвалидом первой группы…
Очередной псих оказался первогодок. Дрогов это сразу не только почувствовал, но и увидел. Арканов, уставившись испуганными глазами на офицера, некоторое время молчал, скорее всего, собирался с мыслями. Затем с большим заиканием из себя выдавил:
─ Товарищ полковник… Я-я-я за-ме-ечаний не имею… Товарищ…
Дрогов слегка улыбнулся, и показав большой палец кверху, спросил больного:
─ У тебя все хорошо, все нормально, товарищ?
Солдат широко улыбнулся и утвердительно закивал головой. Кивнул ему и подполковник. Он не стал воспроизводить в своей голове, почему молодой солдат оказался в психушке. Причины были почти однотипные.
Рокотов ждал своей очереди с большим нетерпением. Желание побеседовать с начальником отделения по душам все больше и больше его преследовало. Едва Дрогов подошел к нему, как он, сбросив с себя одеяло, приподнялся, намеревался встать. Офицер тут же его приостановил. Затем протянул ему руку для приветствия и еле слышно проговорил:
─ Андрей Петрович… Я знаю, что у тебя сегодня выходной, но мне срочно нужна твоя помощь… Завтра комиссия с проверкой грянет…
Пациент слегка улыбнулся и утвердительно кивнул головой. Комиссий в армии, хоть пруд пруди. Он быстро оделся в робу и вскоре оказался в холле. Некоторое время смотрел телевизор, ждал начальника, который уже заканчивал обход. На душе у Андрея было спокойно. Он не ожидал, что ему так быстро предоставится возможность поговорить с Дроговым. Колесников для него уже никакой роли не играл.
Задание оказалось сущим пустяком. Рокотову предстояло переписать небольшой планшет, где расписывались функциональные обязанности начальника отделения. Тушь от времени в некоторых местах поблекла. Вскоре писарь с большим прилежанием заскрипел плакатным пером, его шеф с заумным видом перелистывал кучу документов и делал пометки в тетради. Андрей то и дело отрывался от работы и бросал взгляд в сторону старшего офицера. Сомнений не было, подполковник был в настроении. В приподнятом или еще лучше, он не мог определить. Он прекрасно знал, что если у начальника дурное настроение, лучше не подходить со своими проблемами. Закончив работу, он протянул планшет Дрогову. Офицер не скрывал своей радости. Ему нравился не только красивый каллиграфический почерк пациента, но и то, как он расположил текст. Он улыбнулся и с некоторой иронией произнес:
─ Андрей Петрович, я надеюсь, что твоя умная голова и рука не сделали грамматических ошибок…
Рокотов утвердительно кивнул головой, и протянул сидевшему за столом мужчине, шариковую авторучку с черной пастой. Дрогов взял авторучку и очень размашисто расписался. Затем перевел взгляд на больного. Рокотов вздохнул и выдавил из себя:
─ Николай Николаевич… Я бы хотел с Вами поговорить… В первую очередь, у меня есть проблемы с лечащим врачом…
Подполковник слегка кивнул головой и показал ему рукой на стул. Мужской разговор, несмотря на то, что был непродолжительным по времени, состоялся. Кое-что для Рокотова было совершенно неожиданным, что его поразило. Оказалось, что один полковник, член окружной военно-врачебной комиссии был противником его увольнения из Советской Армии. Считал, что подобные офицеры неслучайные люди в армии, их надо беречь… Дрогов категорически отказался сменить лечащего врача у писаря с офицерскими погонами. Прощание было довольно теплым. Начальник поблагодарил подчиненного за работу, крепко пожал ему руку и очень серьезно сказал:
─ Андрей, а может тебе и вправду еще раз надо хорошо подумать об армии… Ведь такое случается очень редко… Тем более, ты далеко не дурак…
Рокотов слегка покрутил головой из стороны в сторону и очень твердо ответил:
─ Товарищ подполковник… Я думаю в этом карцере двадцать дней и двадцать ночей… Вывод у меня один… Оставаться в армии с такой отметкой в личном деле ─ бессмысленно…
Затем он невольно заморгал глазами. Капельки прозрачной жидкости все настойчивее появлялись на роговицах его глаз. Он стиснул зубы и тяжело вздохнул. Дрогов, заметив душевное расстройство офицера, со вздохом произнес:
─ А может, ты и прав, гвардии капитан…
1979 год. 12 марта. Понедельник. С самого утра у Рокотова болела голова. Причиной этому была бессонная ночь. Он вновь думал о жизни. Разговор с Дроговым убедил его окончательно. Уходить из армии надо, и как можно скорее. До самого обеда он оставался верен своему умозаключению. Во время обеда его «мертвая» аксиома зашаталась, сначала слегка, затем почти рухнула. Начало этому было положено за обеденным столом. К нему подсадили новенького. Им оказался капитан Туликов, из Ахалкалаки. Андрей не скрывал, что новенький чем-то ему симпатизировал. И поэтому он первым протянул руку для приветствия. Его подкупало не только симпатичное лицо офицера с несколько бегающими глазами, но и его необычное поведение. Мужчина с седыми волосами, которому было лет за сорок, возможно и меньше, вел себя очень самоуверенно, даже дерзко. За несколько минут пребывания в столовой он уже успел отругать раздатчицу. Маша, несмотря на большой опыт работы с психами, чуть не расплакалась. Новенький, взяв в руки кусок хлеба, посчитал его слишком влажным, и тут же ринулся к раздаточной. Женщина сначала яростно защищалась, потом сдалась. Заменила хлеб и со слезами на глазах бросилась искать дежурного врача. Майор Сотников очень долго успокаивал недовольного и обиженную. Андрей не вмешивался во внезапно возникшую перепалку. Он двадцать дней кушал черный хлеб такого качества. Утром и вечером психам давали белый хлеб.