Он загнул большой палец на левой руке и с радостью подытожил все ранее сказанное:
─ Пенсия потянет за двести целковых…
Мысленно восхитился и окинул взглядом молодого мужчину. Рокотов весь был в напряжении. Он хотел до конца выслушать жизненные установки новенького. Туликов продолжал мечтать:
─ Андрюха, скажи мне, кто такую пенсию получает на гражданке? А кто из простых смертных получает квартиру?
Подняв указательный палец кверху, он победоносно воскликнул:
─ Никто, н-и-и-кто-о… А я, маленький капитан, заместитель начальника по вооружению все это получу…
Сногсшибательная «карьера», о которой все эти годы мечтал офицер, вызывала неподдельный интерес у Рокотова. Он все еще не понимал карьериста. Только поэтому он раскрыл рот:
─ Вася, скажи мне честно… Зачем надо было тебе многие годы болтаться по стране ради четырех маленьких звездочек? Ведь каждый из военных, да и из гражданских, мечтает о большем…
Новенький его мгновенно прервал:
─ Я, товарищ капитан, все время служил так себе, спустя рукава, не то, что ты…
Рокотов намек собеседника схватил мгновенно. В том, что он о нем уже наслышан, он не сомневался. Вспыхнув не то от злости, не то от внезапно нахлынувшего волнения, он схватил седовласого за плечо и с придыханием спросил:
─ Ну, и о чем же ты наслышан? Мне очень интересно знать…
Туликов ответил не сразу, раздумывал, как преподнести правду, а может и сплетни, тому, о ком говорили не только в дивизии, но и в округе…
Он медленно снял с плеча руку оппонента, затем слегка кашлянул, несколько успокоил свою нервную систему, и очень спокойно ответил:
─ О вольнодумстве капитана Рокотова мне неделю назад рассказывал мой шеф, он был в Кутаиси… За день до моего визита в психушку кое-что болтал о тебе и наш пропагандист…
Расспрашивать новенького дальше о правде или сплетнях о себе, Рокотов не стал. Его физические и духовные силы в один миг улетучились. Он никогда не думал, что его визит к Самойлову станет достоянием сотен людей, одетых в военную форму. Он всегда верил в порядочность начальников. Однако глубоко ошибся…
До самого ужина Рокотов находился в горизонтальном положении. Он вновь был в раздумьях. Чисто житейские размышления капитана Туликова, без сомнения, имели под собою почву. В многомиллионной армии куда меньше генералов, чем солдат и офицеров. Да и в стране Советов куда больше армейских дыр, чем, например, в социалистической Германии… Новый поток мыслей, притом часто диаметрально противоположных, все больше и больше посещали голову психа со звездочками.
В столовой оба капитана не промолвили ни слова. Сидели словно истуканы. Рокотов лишь изредка вздыхал, обреваемый тяжелыми мыслями. Туликов, наоборот, был в приподнятом настроении. Он умудрился рассказать раздатчице Маше пару острых анекдотов про зайцев, от которых она весело смеялась.
После ужина Рокотов присел за газетный столик. В передовой статье «Правды» под названием «Предложили коммунисты» говорилось о необходимости борьбы с зажимом критики. Мысль обратиться к главному вожаку многомиллионной партии у психа возникла не в сей миг. Она витала у него часто, особенно в его тяжелые периоды жизни. И в этом он ничего сверхестественного не видел. Десятки тысяч писем шли в Центральный Комитет партии, писали из всех уголков страны…
Поздно вечером Рокотов уединился в столовой. Письмо получилось. Иначе и быть не могло. Каждое слово, каждая фраза были автором выстраданы. Только под утро он оказался в кровати. Проснулся к обеду. Открыл прикроватную тумбочку и взял из нее два листа писчей бумаги, исписанной мелким каллиграфическим почерком. Слегка покачал головой и разорвал их на мельчайшие кусочки. Утро вечера оказалось мудренее. Все равно его просьбы и предложения никогда не дойдут до адресата. Партийная машина необычайно хитрая и мощная, а он один. Силы явно неравные…
Отпало у него и желание следовать примеру Туликова. Поезд капитана Рокотова уже ушел, на переправе лошадей не меняют… Надо уволиться из армии, уволиться во что бы то ни стало. Он тяжело вздохнул и вновь погрузился в сон.
1979 год. 13 марта. Вторник. С самого утра Рокотов был на людях. В десять часов, как обычно, его пригласил лечащий врач. Колесников, к удивлению пациента, встретил его радостно. Он тепло с ним поздоровался и пригласил присесть. Затем, как бы мимоходом, произнес:
─ Андрей Петрович, давай все плохое забудем… Лучше плохой мир, чем маленькая война…
Псих улыбнулся, кивнул головой и слегка поерзал задницей по стулу. Желание отвлечься от грустных мыслей лилось у него через край. С этой минуты он решил по-другому смотреть на окружавший его мир, в том числе и на врача. Все, что делалось с ним в кабинете, его нисколько не раздражало. Он беспрекословно выполнял просьбы невропатолога. Заведомо знал, что это очередная галочка в его толстом талмуде. На прощание Колесников ему порекомендовал: