─ Николай Николаевич, я лично сам просматривал его документы… Результаты просто удручающие… Прокурор моей дивизии рассматривает этого офицера как социально опасного…
Неожиданно он осекся, замолк. И правильно сделал. Назови сейчас он Рокотова преступником, проблем будет целый воз. Да и врач заерепенится. Психушка не сборище преступников, а медицинское учреждение. К тому же. Единственный телефонный звонок, который он сделал почти два года назад Дрогову, еще не давал ему оснований для полнейшего доверия. Он прикрыл ладонью трубку, вынул из кармана брюк носовой платок и смачно высморкался. Затем опять продолжил разговор:
─ Николай… Я всегда верил нашим медикам, особенно тем, кто носит погоны… Я, как начальник, не имею права оспаривать их диагнозы…
Дрогову очень сильно понравилось умозаключение политшефа дивизии. Он не утерпел и решил особо подчеркнуть значимость своей профессии:
─ Товарищ полковник… Виктор Федорович, ты один из немногих больших начальников, кто ценит работу военных врачей… Кое-кто вспоминает о нас, когда рвутся снаряды или кричат раненые…
Тут же донесся вкрадчивый голос:
─ Николай, я всегда в жизни был реалистом… Капитан Рокотов не только больной, он также не имеет права носить высокое звание офицера…
Только сейчас Дрогов понял, на что намекал политработник. Аналогичная просьба исходила от него совсем не так давно. Прапорщика Азаряна «списали» на гражданку за тяжкое воинское преступление. Из его склада исчезло два автомата. Оружие до сих пор не нашли. Он почти машинально отреагировал:
─ Я, Виктор Федорович, пока не принял окончательного решения по Рокотову. Я переговорю с его лечащим врачом майором Колесниковым…
Конфиденциальный разговор двух военных чиновников продолжался недолго. Прощание получилось очень теплым и доверительным. Самойлов почти по-дружески бросил в трубку:
─ Коля, я для пущей демократии пришлю в твои края гонца, капитана Моисеева, секретаря парткома… Он уже в курсе всех событий…
Дрогов сухо ответил:
─ Я не против, Виктор Федорович… Партия всегда заботилась о своих кадрах…
Затем он рассмеялся и нехотя положил трубку. Неспеша откинулся на спинку кресла. Призадумался. Капитан Рокотов не солдат и не прапорщик, даже и не те офицеры, которые прошли через его руки. Он совсем другой. В том, что он постоит за себя, он не сомневался. Опротестовать решение медицинской комиссии ему никто не запретит…
Дрогов тяжело вздохнул. Вновь впал в раздумье. Открыто же выступить против политики партии в Вооруженных Силах это дело другое, чрезвычайно опасное. При этой спасительной мысли он улыбнулся, прикрыл глаза. И в этот же миг его половой член принял вертикальное положение. Николай Николаевич невольно улыбнулся. Сказывалось отсутствие жены. Она была в гостях у подруги, на Украине. Член «выстрелил» и не только поэтому. Дрогову сильно нравилась старшая медсестра Ольга Коркина. Он уже пару раз подавал ей намек на любовь. Она почему-то не соизволила на своего начальника посмотреть, не говоря уже о чем-то другом. Пока…
Самойлов после разговора с главным психиатром округа сидел в кабинете. Тянул время. Он не скрывал, что эта довольно просторная комната ему нравилась. И не беда, что он попал в армейскую дыру. Нравилась ему и работа, точнее руководство. В Советской Армии, как по всей большой стране все и вся шло очень размеренно и по ступенькам. Верхушка партии, так называемый ЦК КПСС, не только обозначала будущее для сотен миллионов людей, но и подводила под себя теоретическую базу. Доказывала свою неизбежность и вечность. Подобные Самойлову были обязаны днем и ночью разъяснять ее установки низам, что он делал с особым рвением. Подобных же Рокотову, партия исключала из своих рядов…
Полковник поднял трубку и набрал номер телефона. Раздался знакомый голос капитана Моисеева. Он тепло поздоровался с подчиненным и потом быстро произнес:
─ Петр Иванович, в срочном порядке дуй ко мне… Машину возьми у командира… Время не терпит…
Моисеев появился через полчаса, что сильно обрадовало Самойлова. Он вышел из-за стола, полуобнял высокого мужчину с большими очками на носу, и с сожалением произнес:
─ Петр, мне сейчас стыдно за то, что я раньше тебя не замечал, истинного патриота нашей партии…
Моисеев от теплого комплимента чуть было не расплакался. Он присел за продолговатый стол, за которым не так давно сидел, и трясущимися губами прошепелявил:
─ Я, товарищ полковник, всегда был предан делу нашей партии… Мне бы скорее образование получить…