Микроавтобус последней марки Дженерал Моторс бежал резво, был приятно послушен воле водителя. Снова, как и прежде, Барнет был во власти быстрой езды. Он вел бы машину еще быстрее, еще уверенней, если бы пальцы его ощущали тепло баранки, ее тисненную и чуть скользкую, как змеиная чешуя, поверхность.
…Сомерсет он миновал по объездной дороге и вскоре взял на Мидлсборо.
На горизонте вставали знакомые с детства очертания далеких гор, освещенных оранжевыми лучами вечернего солнца. Наконец блеснула извилистая лента Камберленда, петляющего меж холмов. Родная картина вызвала со дна памяти воспоминания. Он увидел себя в стае мальчишек, пропадающих весь летний день на речке, гордо идущего по тропинке с уловом плотвичек, нанизанных на стебель пырея…
Из видений прошлого его вывел странный звук за спиной. Он сбавил скорость и прислушался. Похоже, сзади кто-то всхрапнул. Обернулся — салон пустовал. И тогда он понял все. Дырочки в стекле напомнили грохот автомата и свист пуль. В системе резервного запаса питания нарушен вакуум и в результате насос безуспешно пытается перекачать "эликсир жизни" из баллонов во внутренний резервуар… Барнет взглянул на часы: как быстро пролетело время! Он едет уже восемь часов подряд без малейших остановок. Если верить данным Маргрэт, жить ему осталось какой-нибудь час, не больше…
Барнет съехал на обочину и принялся снимать со спины баллоны. Пальцы плохо владели барашками винтов и запорными муфтами шлангов. Покончив с ними, он долго не мог вытянуть ремень из пряжки, и это, наконец, взбесило его. Он зло рванул ремень, пряжка лопнула, от резкого движения плечом баллон загремел по салону и вылетел наружу, с треском проломив заднее стекло.
Второй баллон он яростно швырнул в кювет…
Вероятно, сознание, что его уже никто и ничто не спасет, примирило Барнета с мыслью о близкой смерти. Теперь ему страстно хотелось только одного — поскорее добраться до родного дома. Он резко вдавил педаль контроллера, и машина рванулась вперед. Теперь он почувствовал духоту, ломило в висках. "Кислороду не хватает", — мелькнула догадка. Но уже внизу он заметил знакомую красную крышу. Пластмассовая черепица ярко выделялась на фоне темно-зеленых елей, окружавших дом. Приступ удушья испугал его. Он осторожно свернул с бетонной полосы шоссе вправо на полевую дорогу, ведущую к реке. К усадьбе вела другая, асфальтированная дорога, до нее надо было проехать по шоссе еще ярдов триста, но он передумал. Мгновенно представилась картина, как тормозит возле калитки, грузно вываливается из кабины и грохается на песок парковой дорожки под ноги испуганной насмерть Джоан…
"Издохнуть, как игрушка, у которой кончился завод… Жалкая смерть и еще более жалкий вид, профессор Барнет!.. Нет, Джоан, родная. Муж твой уже умер. Ты знаешь его могилу. Зачем тебе дважды хоронить меня?.."
Микроавтобус тихо пробирался по извилистой дорожке сквозь старый яблоневый сад, спускаясь к речной долине. Когда-то вокруг угрюмо гудел на атлантическом ветру большой дубовый лес, укрывавший индейское племя. А теперь вот и яблони состарились, в сырых дуплах поселилась всякая нечисть от змей до сов. Уж лет тридцать, как умер старый садовник дядя Бенджамен. С тех пор знаменитые сады Барнетов стали хиреть. Джоан в первый год их свадьбы пыталась возродить былую красу: выписала специалистов, машины, но скоро остыла, поглощенная другими делами, интересами…
Яблоки уже собрали, в саду было пустынно. Лишь воронье кричало и шастало по макушкам деревьев, собираясь к ночлегу. Машина проскочила узкий мостик через противопожарный ров и выкатилась на луг. Переждав второй приступ удушья, Барнет вылез из кабины и направился к заросшему кувшинками берегу Снейка — так называли местные мальчишки безымянный ручей, который, причудливо извиваясь, впадал в Камберленд. Отец — заядлый рыбак — поставил когда-то плотину специально, чтобы водились сомы и налимы. Маленький Дэви провел здесь с удочкой в руках, можно сказать, все свое детство…
Он вошел под сень старинного дуба. Еще предки его во времена войны Севера и Юга сиживали в тени этого красавца. А сам он делал здесь первые свои шаги, шлепаясь на попавшем под гусарик желуде. Седой великан не узнал своего маленького крестника. Пораженный дерзостным величием человеческого гения, он шептал вдохновенно:
"О, Человек Без Оболочки… У тебя отняли привычное, послушное тело и дали взамен нечто громоздкое, малонадежное. Ты шатаешься, ты слаб и беспомощен. Но только потому, что ты — первый, сбросивший оболочку.