Оно привело его в длинный коридор, примерно двухсот шагов в длину и совершенно темный, если не считать ярко освещенной комнаты, которую он мог видеть на другом конце. Линтон пошел по этому коридору, смутно ощущая на себе внимательный взгляд невидимых глаз, провожающих его сухощавую фигуру. Ему показалось, что глаза принадлежали женщине. Он почти наяву услышал приглушенный женский шепоток и хихиканье и смущенно расправил плечи, ощущая, как пылает его лицо, и чувствуя себя полным идиотом.
Темный коридор привел его в комнату, настолько необъятную и ошеломляюще роскошную, что он остановился, ослепленный. Стены были покрыты очень древним мозаичным узором из разноцветных стеклянных квадратиков. Через всю комнату тянулось покрывало из прозрачнейшего персиково-желтого газа, и вдоль него, как и у мозаичной стены, на большом расстоянии друг от друга стояли массивные серебряные подсвечники, достававшие ему до бедра, размером с небольшой бочонок в окружности. Эти подсвечники служили основанием гигантских свечей, выше человеческого роста и большего диаметра, чем его нога, из жирного, снежно-белого воска, заливавших все вокруг ярким светом, который, рассыпаясь на миллион сияющих искр, отражался от серовато-желтых полированных мраморных плит пола и играл на стеклянных мозаичных квадратиках, превращая их в ослепительные драгоценные камни. Пол там и сям украшали бело-кремовые шкуры снежного кота, каждая из которых стоила его годового заработка в Космофлоте.
Это было зрелище неслыханной, варварской роскоши, фантастическое на его невежественный взгляд жителя глухой Границы — опиумная фантазия… призрак забытой роскоши, Византия в расцвете богатства и славы, Карфаген Саламбо[4] или Багдад Гарун-аль-Рашида.
— Коммандер…
Откуда-то из-за персикового газа появилась женская фигура. Еще одна девушка, не та, что встретила его у двери. Эта была одета в черную с золотом парчу, облегавшую ее стройное тело. Первая девушка показалась Линтону очень привлекательной, но эта была просто сногсшибательно красивой. Она взмахнула рукой…
Газовые занавеси распахнулись и разъехались в стороны. В противоположном конце огромной комнаты на троне из черного мрамора, испещренного переливающимися, как на павлиньем хвосте, огненными опаловыми, зелеными, синими и рыжими прожилками, сидела еще одна девушка.
Увидев ее лицо, Линтон забыл про великолепие окружавшей его комнаты.
Рауль Линтон знал о женщинах очень немного. Но подлинную красоту — редчайшую вещь — он узнавал сразу же, стоило ему ее увидеть.
Сейчас он видел ее…
Она была юной, очень юной. На вид ей было лет семнадцать-восемнадцать. Но Линтон знал, что ей должно быть самое меньшее чуть за двадцать. Ее лицо являлось совершенным овалом, того же восхитительного, что и тонкие обнаженные руки, кремово-коричневого цвета, смуглого и безупречного. У нее был маленький, круглый упрямый подбородок. И глаза — огромные, ясные, широко расставленные под прямыми, вразлет бровями… глаза, чуточку миндалевидные… глаза чернее самой черноты. Глубокие. Магнетические. Затягивающие, почти гипнотические. Ее нос был маленьким и прямым, щеки еле заметно сияли естественным здоровым румянцем. Лоб казался высоким и чистым, выдающим незаурядный интеллект. Свою маленькую изящную головку правительница держала очень высоко и гордо — истинно по-королевски. Королевскими казались и ее прямые точеные плечи, и нежный изгиб теплых алых губ. К тому же она не носила абсолютно никакой косметики.
Создавая разительный контраст с роскошью своей комнаты и дорогими замысловатыми одеяниями служанок, она была одета в простое строгое белое платье, плотно охватывающее ее хрупкую, восхитительно стройную фигуру. Она сидела совершенно неподвижно, устремив на воина внимательный взгляд и не произнося не слова. За это время он успел вобрать в себя все мельчайшие подробности ее облика и одеяния.
Она также не носила никаких драгоценностей — ни одного кольца, не выдержавшего бы сравнения с совершенной красотой ее маленьких смуглых кистей. Ни одного браслета, нарушившего бы гармоничную симметрию ее обнаженных рук. Ее прямые темные волосы — черные и блестящие, как вороново крыло, тяжелой волной падали на плечи и струились по спине. Единственной уступкой женской страсти к украшениям была маленькая диадема, ашкар, венчавшая ее голову. Она состояла из безупречных маленьких алмазов — голубых, как лед, скрепленных жесткими нитями тонкой золотой проволоки.