Каани кивнула, и алмазный ашкар тихонько зазвенел, как крошечные хрустальные шарики.
— Я знаю, что правительство назвало так тебя, Лин-тон. Такие ярлыки навесили также и на меня, ибо я хочу вернуть то, что принадлежит мне, поскольку престол Валадона мой по рождению, закону и браку и его отобрали у меня силой и ложью, вероломной и беззаконной.
— Я слышал об этом, Каани.
— Значит, ты поймешь мое положение и встанешь на мою сторону? — спросила она.
— Не… уверен, — уклончиво протянул он.
«Будь осторожен и не связывай себя никакими обязательствами, — сказал он себе. — Эта женщина стремительна и проницательна, а ум ее подобен молнии!»
— Я понимаю… Я сочувствую… Но что касается того, чтобы встать на твою сторону…
Внезапно Каани снова безо всякого предупреждения перешла на другой язык, на этот раз на разговорный рильканский:
— Я слышала, казар, что твое правительство прогнало тебя, назвало предателем и велело своим шпионам следить за тобой и рыться в твоих вещах. Я слышала, что они следили за каждым твоим шагом, подслушивали и записывали все твои слова. Я также слышала, что ты взбунтовался против этих необоснованных подозрений и несправедливых обвинений?
Линтон решительно сжал челюсти.
— Нет, я не предатель и не преступник. В моем правительстве полным-полно болванов и узколобых подозрительных людей, дрожащих за свои места. Все, в чем я виноват, это то, что у меня появились сомнения по поводу некоторых политических ходов, и я попытался принять собственное решение по некоторым вопросам, а потом высказал свои сомнения вслух!
— И за это они выгнали тебя, натравили на тебя полицию, назвали тебя предателем и преступником?
— Да!
— Но я даже этого не совершила! — воскликнула она. — Я соблюдала договор с Правительством Провинции Созвездия Геракла, заключенный еще во времена Правления императора Кермиана, отца Арбана Четвертого, его покойного брата и предшественника, Юксориана — договор о мире и взаимном признании обычаев и законов друг друга! Я не говорю даже о каких-то сомнениях относительно политики и неподчинении какой-то власти. После смерти моего мужа, Каана, я хотела взойти на Престол, который был моим согласно его завещанию и по праву наследования! У рильке жена становится владелицей всего того, что принадлежало ее мужу, даже титула и привилегий! И все же они украли у меня все, что было моим по праву и закону, и вынудили меня нарушить закон. Поскольку твое положение, казар, очень сходно с моим, почему ты не соглашаешься и не хочешь встать на мою сторону?
Линтон некоторое время внимательно смотрел на Каани.
— Госпожа, я не сомневаюсь в том, что ты намерена поднять оружие против Валадона и вести за него битву. Это будет подлинным актом предательства по отношению к моему правительству и актом насилия. Я, которого зовут «предателем», — не предатель. Хотя меня и обвиняют в преступных деяниях, я не виновен. Я не могу стать преступником в глазах моего собственного народа!
Королева упала обратно в кресло, задумчиво разглядывая своего гостя:
— Ай! — вздохнула она. — Как бы мне хотелось быть мужчиной! Но я всего лишь женщина! У меня нет никого, кто мог бы защитить меня от тех, кто несправедливо обошелся со мной. Никого, кто мог бы отомстить за мои обиды. Значит, я должна или отомстить за них сама, с помощью тех, кого смогу собрать под свое знамя… или смириться и сидеть здесь, на этой скале, пока не умру от старости, обиженная, невиновная, беспомощная. Неужели я так ошибаюсь… С почтением… пытаясь исправить причиненное мне зло, пусть даже ценой «акта насилия»?
— Не мне судить о правоте или неправоте этого, госпожа. Возможно, ты права. Возможно, правительство действовало из благих побуждений, я не говорю «действовало», я говорю «возможно». Думаю, почти в каждом правительстве полно болванов и глупцов… Неизбежно возникают какие-то ошибки, какие-то несправедливости…
Она улыбнулась.
— Кому, как не тебе, казар, знать об этом, да? Разве ты сам, казар, не беглец от несправедливости?
Прежде чем Линтон успел собрался с мыслями, чтобы дать достойный ответ, она подняла вверх свою маленькую ладонь.
Рядом с воином, точно по мановению волшебной палочки, появилась хорошенькая служанка в черно-золотой парче. Какой же холодной и безразличной казалась ему теперь ее красота рядом с теплотой и живостью стройной девушки в белом на огромном черном мраморном троне!
— Довольно! — мягко сказала Каани. — Ты мой гость. Вероятно, я утомила тебя разговорами… Ты будешь моим гостем на обеде? Будешь сидеть рядом со мной и встретишься с вождем моего войска? Уж эту-то малость ты сделаешь для меня?