V. Почитание человеческой жизни
Перейдем к четвертому утверждению, гласящему, что у некоторых народов и рас в определенные периоды времени суеверие укрепляло почитание человеческой жизни, совершая вклад в дело ее неприкосновенности.
Особое суеверие, оказавшее такое благотворное воздействие, – это страх перед привидениями, особенно перед призраками убитых. Страх перед привидениями широко распространен (вероятно даже повсеместен) среди дикарей; едва ли он исчез и меж нас. Если бы он ушел, некоторым научным обществам следовало бы упраздниться. Страх перед призраками, конечно, не был благом. Действительно, можно с некоторым основанием утверждать, что ни одна вера не сделала столько для замедления экономического и, следовательно, социального прогресса человечества, как вера в бессмертие усопших; ибо эта вера заставляла расу за расой, поколение за поколением жертвовать реальными потребностями живых ради воображаемых потребностей мертвых. Растраты и разрушения жизни и имущества, которые повлекла за собой эта вера, неисчислимы. Но я не буду рассматривать здесь катастрофические и плачевные последствия, невыразимые глупости, преступления и страдания, которые на практике вытекают из теории загробной жизни. Сейчас я занимаюсь более светлой стороной мрачной темы, полезным, хотя и беспочвенным ужасом, который призраки, явления и призраки вселяют в грудь отчаянных преступников. Если такие люди вообще размышляют и регулируют свои страсти по велению благоразумия, то кажется очевидным, что страх перед призрачным возмездием, перед гневным духом своей жертвы должен действовать как спасительный ограничитель их необузданных порывов; ему следует усиливать страх перед чисто мирским наказанием и снабжать холериков и злобных людей новым мотивом для того, чтобы остановиться перед тем, как обагрить свои руки кровью. Это настолько очевидно, а страх перед призраками настолько общеизвестен, что и то и другое можно принять как должное, особенно в этот поздний час. Но для полноты картины я приведу несколько показательных фактов, взяв их почти наугад из быта далеких народов, чтобы показать широкое распространение этого особого суеверия. Я постараюсь показать, что, хотя боятся всех призраков, призраки убитых людей особенно страшны для тех, кто их погубил.
Древние греки верили, что душа только что убиенного гневается на своего убийцу и тревожит его; поэтому даже невольный убийца должен был уехать из своей страны на год, пока гнев мертвеца не остынет; убийца не мог вернуться, пока не принесет жертву и не совершит обряд очищения. Если его жертвой становился иностранец, убийца должен был избегать как страны умершего, так и своей собственной [255]. Легенда об отцеубийце Оресте, о том, как он, обезумевший, скитался, будучи преследуем призраком убитой матери, точно отражает древнегреческое представление об уделе, который постигает убийцу [256].
Но важно заметить, что не только убийца в ужасе от призрака своей жертвы; он сам становится предметом страха и отвращения для всего общества из-за злобного и опасного духа, который преследует его. Вероятно, аттический закон заставлял убийцу покинуть страну скорее в целях самообороны, чем из соображений заботы о нем. Это ясно следует из положений закона. Во-первых, отправляясь в изгнание, убийца должен был следовать предписанному пути: [257] очевидно, что было бы опасно позволить ему блуждать по стране с разгневанным призраком по пятам. Во-вторых, если против изгнанного убийцы выдвигалось другое обвинение, ему разрешалось вернуться в Аттику, чтобы выступить в свою защиту, но он не мог ступить на сушу; он должен был говорить с корабля, и даже корабль не мог бросить якоря. Судьи избегали любой связи с преступником и судили дело на берегу [258]. Очевидно, что смысл данного правила был буквально в том, чтобы защититься от убийцы, чтобы, коснувшись аттической земли даже косвенно, через якорь, он не поразил ее, как мы могли бы сказать, электрическим разрядом; хотя греки, несомненно, сказали бы, что порча приходит от связи с призраком, своего рода излиянием смерти. По этой же причине, если такой человек, плавая по морю, терпел крушение на побережье страны, где было совершено его преступление, ему разрешалось разбить лагерь на берегу, пока не приплывет корабль, чтобы забрать его, но он должен был все время держать ноги в морской воде [259], очевидно, чтобы уничтожить призрачную заразу и не дать ей распространиться на почву. По той же причине, когда буйные жители Кинеты в Аркадии устроили особенно жестокую резню и отправили посланников в Спарту, все аркадские государства, через которые проходил путь посланников, приказали им покинуть страну; а после их отъезда мантинейцы очистили себя и свое имущество, принеся жертвы и обнеся ими город и всю свою землю [260]. Узнав о резне в Аргосе, афиняне устроили очистительные жертвоприношения вокруг общественного собрания [261].
258