Романенко считал, что Барловскому как-то ухитрились передать записку от Калины, но Гусев с самого начала грешил на контролёра Гащенко, который, скорее всего, передал слова Калины устно. В любом случае необходимо было что-то кардинально менять. С одной стороны Гусев сейчас больше думал о предстоящей свадьбе и о том, как пополнить свой денежный запас перед выездом на Запад, с другой же, после разговора с Вишневецким в нём заиграло чувство профессионализма и почему-то захотелось уйти на достойной ноте, успешно завершив дело. К тому же Барловский был вором, а, согласно глубокой убеждённости Гусева “вор должен сидеть в тюрьме”. Себя Гусев вором не считал и не осознавал. Он чувствовал, как между ним и его товарищами по комитету растёт и углубляется пропасть, но, вместе с тем, всё, случившееся за последний месяц, было настолько необычным, что даже двойное ограбление валютного отдела “Беларусбанка” представлялось Вячеславу продолжением удивительного, захватывающего сна.
— Всё, Андрюха - соберись! Сегодня работаем с Барловским по максимуму! При нём же отпустим охранников Калины. Зовём?
— Давай, - кивнул Романенко.
В кабинет с единственным, узким, зарешёченным окном ввели Барловского.
— Садитесь, Борис Самуилович, - предложил Романенко.
— Спасибо, - неуверенно выдавил Барловский и сел на табуретку напротив Романенко.
Гусев пристроился в углу. Барловский заметил его не сразу и вновь поздоровался. Гусев кивнул в ответ.
— Борис Самуилович, вы не вспомнили, как всё было на самом деле? - спросил Романенко.
— Я всё рассказал в прошлый раз. Ничего нового не вспомнил, - ответил Барловский и принялся рассматривать носки своих ботинок.
— Почему же сразу после ареста вы говорили совсем другое?
— Я ведь объяснял - разволновался, - Барловский быстро взглянул на Романенко, а затем вновь опустил глаза вниз.
— Неужели? И часто вы так волнуетесь? Уж не от волнения ли вдруг, как вы сами говорите, украли деньги у Калины? - в голосе Романенко слышалась откровенная издёвка, хотя внешне капитан выглядел невозмутимым.
— Любой человек волнуется, когда его арестовывают, - парировал Барловский и с неожиданным ожесточением добавил: - Неужели вы считаете, что моя история о том, что деньги неожиданно появились в моём кармане во время ареста - более правдоподобная?!
— Таких историй за годы своей работы я наслушался предостаточно. Суть не в том, что история о деньгах из воздуха более правдоподобная. Суть в том, Самуилович, что ты врёшь, как Троцкий, как сказали бы в двадцатые! - вмешался в разговор Гусев. - Мне ведь может и надоесть всё время с тобой няньчиться. Да, если откровенно - уже надоело! А когда мне что-то надоедает, знаешь, что я делаю?
— Что? - насторожился Барловский.
— Ты ведь, Борис Самуилович, почему нас за нос водишь?! Потому, что Калину боишься. Боишься правильно. Это с одной стороны. А с другой, совершив признание, что ты украл у него деньги, ты, по сути, учитывая сумму украденного, получишь не меньше, чем получил бы за спиртовозы. А если мы ещё и спиртовозы до конца доведём, а мы их доведём - Романенко не даст соврать, то ты, Самуилович, получишь гораздо больше. Так, Андрей? - спросил Гусев у Романенко.
— Да, после вчерашнего дня кое-что изменилось. Думаю, что мы приготовим к Рождеству великолепный подарок Борису Самуиловичу, - кивнул Гусеву Романенко, хотя оба они прекрасно знали, что вчера никаких допросов не было.
— Если ты, Борис Самуилович, конечно, православный?! - добавил Гусев.
— А это при чём? - растерялся Барловский. - Что с того, что я, допустим, иудей?
— Тогда до седьмого января тянуть нет смысла. Мы, может быть, поздравим тебя уже, например, пятого - то есть завтра! - засмеялся Гусев.
Барловский старался держаться спокойно, но было видно, что разговоры о спиртовозах, успешных допросах и вероисповедании задели его за живое. Это было личной, “фирменной” манерой работы Гусева. Ему всегда нравилось парой каких-нибудь ничего не значащих для дела фраз задеть за живое допрашиваемого и, пока тот раздумывал над глубинными причинами, побудившими Гусева задать, в общем-то, первый пришедший ему на ум вопрос, постараться взломать ослабевшую в этом момент внутреннюю психологическую защиту.
— Я тебе, Борис Самуилович, ещё не всё рассказал. Я узнаю всё и без тебя. Но, наверное, не так быстро. А значит, позже получу продвижение по службе или вообще ничего не получу. Уловил? - Гусев подошёл к Барловскому сзади и взялся за его плечи.
— Достаточно откровенно, хоть и весьма цинично, - криво ухмыльнулся Барловский и повернул голову вполоборота назад.
— Смотреть перед собой! - резко приказал Гусев.
Барловский сжался и вопросительно посмотрел на Романенко.
— А как вы думали, Борис Самуилович - у всех нервы. Вот Вячеслав Андреевич, например, из-за вас до сих пор не может получить майора.
— Я сочувствую, - пожал плечами Барловский, - Но…
— Не дёргаться - сидеть ровно! вновь прикрикнул Гусев.
Барловский вздрогнул и застыл, словно восковое изображение:
— Хорошо. Сейчас я правильно сижу?
— Правильно, Самуилович, правильно. Ты скоро не только это будешь правильно делать, хотя суть ты подметил верно - в основном ты будешь остаток жизни сидеть и это будет правильно. В другой момент ты бы, может, откупился, а тут тебе не повезло. Ты весь в говне, Самуилович! - последнюю фразу Гусев прокричал Барловскому прямо в ухо.
Барловский дёрнулся и растерянно взглянул на Романенко:
— Нельзя ли продолжить допрос один на один?
Романенко ничего не ответил, достал сигарету и закурил.
Гусев оставил Барловского, внимательно наблюдавшего за каждым его движением, подошёл к Романенко, в свою очередь прикурил и, глубоко затянувшись, вновь вплотную подошёл к Барловскому и, склонившись, выпустил ему прямо в лицо большое облако дыма.
Барловский закашлялся и Гусев с удовлетворением заметил, что в глазах главного инженера появились первые искорки страха. Он как-то съёжился и стал похож на сурка, затравленно озирающегося на парящего в небе, пока ещё далёкого, но смертельно опасного орла. “Дело продвигается в нужном направлении. Теперь главное - не останавливаться!”, - подумал Гусев и, сделав необходимую паузу, вновь расположился за спиной Барловского:
— Желание клиента для меня - закон! Сейчас мы с тобой, Борис Самуилович, продолжим наш допрос один на один, а то ведь капитан Романенко у нас очень впечатлительный. И крови не любит.
— Какой крови?! Вы будете меня бить?! - со страхом спросил Барловский и обернулся.
— Смотреть прямо перед собой! - рявкнул Гусев и, убедившись, что Барловский вновь испуганно застыл в позе восковой статуи, пояснил наигранно мягким, вежливым тоном: - Упаси боже, Борис Самуилович! Где это вы слышали, чтобы при дознании использовались пытки и избиения?! Это запрещено законодательством.
— Откуда же тогда кровь?
— Ну, мало ли… Вы вдруг нечаянно упадёте и лобиком о пол стукнитесь, ножка стула сломается или полтергейст из вашего рассказа появиться. Да мало ли что?! Поносом кровавым со страху изойдёте!
— Чего вы хотите? - сдавленным голосом спросил Барловский.
— Я ничего не хочу. Я только хочу рассказать, что тебя, Самуилович, ожидает дальше - с детства мечтал быть предсказателем. Рассказать? Хочешь?