Особенно тяжело было вечерами, в час смены. Вот он, с юных лет знакомый хрипловатый комбинатский гудок; голос его Валентина отличила бы среди десятков других. Он раздавался над вечерним, зажигавшим свои огни городом и, казалось, заполнял ночь до самых звёзд. Он становился таким громким, что звенело неплотно вставленное в раму стекло, потом, точно бы напоследок поднажав, он гукал и смолкал. И вот уже под окном слышались торопливые шаги. Это смена растекалась по посёлку, все спешили домой. Но вот поток людей схлынул, уже можно было расслышать только одиночные шаги, вот и их не стало, слышно лишь, как за переборкой отстукивают ходики да ритмично поскрипывает подпилок. Это квартирохозяин. Он никак не может приноровиться к пенсионерскому покою и всё что-то мастерит, изобретает… «С глаз долой - и из сердца вон, - с обидой думает Валентина. - Позабыли, лежи тут одна, никому не нужная…»
И вот в эту-то горькую минуту вдруг слышит она за окном скрип шагов, голоса. Что это? Остановились. Хлопнуло кольцо калитки. Пришли? Неужели правда? Волнуясь, она никак не попадает в рукава халатика, не найдёт ногой тапки.
Хозяин ворчит:
«Ноги хоть отряхните, веник в сенях». Смех. Шушуканье. Опять смех, и Валентина ещё больше удивлена: неужели пришли-таки? Не может быть!
Толчком открывает она дверь и останавливается, поражённая: к ней явилась вся прежняя её бригада, в полном составе, во главе с Надей Смирновой… Мгновение обе стороны неловко смотрят друг на друга, как бы считаясь степенью обид, потом гости шумно бросаются к Валентине.
- Девочки, нельзя!.. Грипп - болезнь заразная, - обороняется она, но её целуют, обнимают, тискают. На столе появились баночка с клюквенным вареньем, какие-то пряники. - Вспомнили, пришли!.. - говорит больная каким-то сразу обмякшим голосом.
- А мы тебя и не забывали, мы только обижались, зачем от нас ушла.
- Ну, а как там мои новые?
- А что им, как были, так и есть… Тебя-то хоть навестили?
В отношениях с людьми Валентина всегда пряма, но тут говорит неправду:
- Забегают. И вообще они славные, только неудачи их замучили, веру в себя потеряли…
Неизвестно, что именно подействовало на больную: таблетки ли, прописанные доктором, липовый цвет, заваренный хозяйкой, или этот шумный, надолго затянувшийся визит, во время которого были позабыты все обиды и обстоятельно обсуждены все фабричные и международные новости, - только здоровье её быстро пошло на поправку. И, хотя до самого конца болезни никто из девушек её новой бригады так и не пришёл её навестить, теперь, когда её навещали старые подружки, это не казалось уже столь обидным. Просто, наверное, им и в голову не приходило, что надо повидаться. Сама виновата, не успела привить им чувство коллективизма. Ну что ж, и это надо учесть…
И всё больше тянуло её поскорее на фабрику, к этим девушкам. Валентина была уверена, что теперь встретят они её хорошо. Так и случилось. Короткая разлука прояснила отношения. Вернувшись, девушка увидела добрые улыбки. На неё смотрели ласково. Это был уже явный успех.
В этот день на бригадной сходке после работы она и внесла предложение включиться в соревнование за звание бригады коммунистического труда. Мгновение все молчали. Предложение было ошеломляющим.
- Нам включиться? Мы же «горевые»!
- Ну и что? Что же нам, век так и отставать?
- - А что, девчата, может, верно!.. - крикнула порывистая Женя Попова, которой мысль эта показалась весьма заманчивой. - Что, из другого теста мы, что ли? Второй, что ли, сорт?
Девушки из новой бригады Гагановой включились в развёртывавшееся на фабрике соревнование и даже вызвали бригаду Нади Смирновой.
«Ну, это уже нахальство!» - заявили вызванные, однако условия приняли и даже серьёзно задумались, ибо знали, что Валентина Гаганова слов попусту не роняет.
«НОСЫ НЕ ЗАДИРАТЬ»
Случалось ли вам ночью в метель плутать по заснеженной степи? Вокруг крутится и свистит белая пелена. Нога по колено уходит в сугроб. Движешься на ощупь, и вдруг начинает казаться, что сугробы кругом, что через всё не перелезешь. Теряется вера в себя, теряются силы, а потом появляется желание присесть на снег, сдвинуть на лоб шапку, сунуть руки в рукава, да и переждать, пока перестанет мести или рассветёт. Но тут кто-то тебе скажет: «Гляди, вон электрический свет!»
Всё остаётся прежним: и метель свистит, и снег крутится, и не видно ни зги… Но настроение переменилось, в тебя будто кто-то влил свежие силы. Колени уже не дрожат, спину не ломит, и думать не хочется о неподвижности и опасном покое…