– Вот он, столб, – я ткнул пальцем в сторону плывущего над песком светила.
– Слава Богу. Пошли.
Я дал ему себя обогнать и шел теперь от Козлова сбоку. Правый карман Козлова находился от меня слева.
– Я ведь почему тебя выбрал, Ларин. Потому, что тебе верю. Жогин, Григорьев – все это так, людишки. Дерьма кусок. Один ты – человек.
«Говори, говори, крыса. У тебя еще остается десять минут. Давай, я потерплю».
– Но один ты пропадешь. Не выйдет у тебя одного. Я еще при живом капитане Зайцеве знал про контейнер с «Шиповника». Раньше всех знал. Капитан был болтлив. Я бы на его месте не стал молоть языком кому ни попало.
«Это верно. Тебе говорить, точно, не стоило».
– Ларин. Земля далеко. Ты умеешь управлять кораблем, я умею управлять людьми. Да сам Бог велел нам с тобой держаться рядом.
Из-за плавной дуги бархана, огибая его вдоль подножья, показалась стайка песчаников. Увидев нас они ускорили бег и, повернув, пропали. Я заметил – у последнего из зверьков безжизненно волочится лапа.
«Кто-то из наших. Поэтому они такие пугливые».
Козлов тоже заметил странность.
– Видал? С чего бы им нас пугаться? Ларин, – он обернулся и пристально посмотрел на меня, – я не такой осел, чтобы доверять тем, кто остался. Я ведь кое-что держу про запас. Кое-что важное. Ключ…
«Дурак ты, Козлов. Только такому дураку, как ты могло придти в голову отрезать у мертвого капитана палец и думать, что никто не заметит».
Но игра есть игра.
– Ключ? – я сделал вид, что не понял. – Какой ключ?
– Пока не скажу. Отыщем контейнер, тогда узнаешь.
– Отыщем, куда ж он…
Выстрел прозвучал, как щелчок, – я даже не успел удивиться. Неужели отстали часы? Стрелка не дошла до черты на целых четыре деления. Я вгляделся вперед в неподвижные волны барханов. Взгляд запутался в светотенях, и я ничего не увидел. Снова щелкнуло. Плечу сделалось холодно и свободно. Я посмотрел на комбинезон – пятнистая ткань разошлась на плече на стороны, и края ее порыжели.
Слева сопел Козлов. Пригнув голову, он сидел на песке и сражался с непокорным карманом. Значит, стрелял не Козлов.
Береженого Бог бережет. Я прыгнул и повалил Козлова на землю. Коленом я ударил его в живот, а ребром ладони – между скулой и шейными позвонками. Козлов всхлипнул и на время затих.
На часах было начало одиннадцатого. Я повернул тело Козлова на бок и прикрылся им, как щитом.
– Ларин! – услышал я голос Жогина. – Ларин, ты жив? Иди к нам, мы его нашли.
– Черта с два, – сказал я негромко, опорожняя у Козлова карман. Пистолет был у Козлова хороший, именной – на матовой рукоятке я прочитал слова: «Капитану Зайцеву за мужество и отвагу».
– Ларин!
Я снял пистолет с предохранителя и руку с ним положил Козлову на плечо. Тот вздохнул и дернул коленом.
Надо было решаться: пистолет – все-таки козырь. Или бежать вперед, или же отступать и как-нибудь пробираться в обход, чтобы зайти им с тыла. «Людишки. Дерьма кусок». Так о них говорил Козлов. Что правда, то правда.
Я решил отступать и стал оттаскивать тело Козлова за ближайший песчаный холм. В воздухе затрещали выстрелы – они поняли мой маневр и пытались мне помешать. Я был уже близ бархана, когда тело Козлова обмякло и сделалось тяжелым, как камень. Я проволок труп еще метр или два, потом бросил и, извиваясь ящерицей, отполз в безопасную зону.
Можно было передохнуть. Я отвернул вентиль обогатителя и угостил себя двойной порцией кислорода. Голова стала ясной, и я вдруг вспомнил про ключ. Но, видно, не один я подумал об отрезанном пальце капитана: за песчаным бугром песок скрипел и пересыпался – кто-то подбирался к трупу с другой стороны бархана.
Я осторожно – сначала флягу с водой, только потом голову – высунулся и осмотрелся. Труп лежал, где лежал, но сейчас почему-то казался огромным, не таким, каким я его оставил лежать. Но это еще ничего. Главное – труп шевелился.
У меня чуть челюсть не отвалилась. Я метнулся за скос бархана и недобрым словом помянул Господа. Оживающих мертвецов мне еще видеть не приходилось. Между тем шаги за холмом делались яснее и громче – видно, у того, кто двигался с другой стороны, нервы были покрепче.
«К черту! – я ударил кулаком по песку, так, что заболели костяшки. – Если ты одолел живого, то и мертвого как-нибудь одолеешь».
Пересиливая отвращение, я выглянул из-за песчаного бруствера и посмотрел на труп. И все понял. Песчаники! Это они облепили тело и, раздирая клочья комбинезона, поедали мертвую плоть.
Противно засосало под сердцем. Я поднял пистолет и, не целясь, нажал на спуск. Плечо тряхнуло от выстрела. За барханом что-то с шумом упало в песок, а тело Козлова замерло и от него во все стороны побежали перепуганные зверьки.
– Ларин! Не стреляй! Это ошибка. Мы думали, ты – Козлов, – закричал из-за холма Жогин.
«Индюк думал». Я осторожно подполз к телу, готовый в любую секунду выстрелить.
– Ларин! – Жогин вылез из песчаной воронки и поднял над головой руки. – У меня ничего нет.
Я целился очень медленно. Жогин стоял бледный, словно вареная рыба, лишь криво темнел на лице сбившийся круг респиратора, да слепо отсвечивали очки.
– Ну? – сказал я ему. – Считаю до двух. Раз.
Жогин тряхнул рукавом и на песок упал пистолет.
Я усмехнулся:
– Все? На тебя не похоже.
– Сейчас. – Жогин вывернул локоть, и на песке рядом с первым оказался второй. Носком ботинка Жогин отбросил их в мою сторону. – Все, – сказал он, сглатывая комок.
– Допустим, – ответил я. – Григорьев с вами?
– Там, – Жогин кивнул за барханы.
– Мертвый? – я поднял и опустил ствол.
Жогин засмеялся и едва заметно кивнул.
– А контейнер?
Ответить он не успел. Узкий голубой луч ударил в небо из-за барханов. Уши заложило от свиста. Луч стал шириться и расти, волна холодного воздуха окатила меня с головой. Я увидел, как падает на песок Жогин и откатывается за ближайший холм. Край неба сделался темным, тяжелая песчаная туча выползла из-за горизонта и быстро поползла в мою сторону. Потом в ее сердцевине вспыхнуло огненное яйцо, и небо раскололось на части.
Очнулся я под чем-то тяжелым. Кожа на щеке была стянута и покрыта ссохшейся коркой. Ничего не болело. Я осторожно освободился от груза и увидел, что лежал под мертвым Козловым. И засохшая кровь на щеке была его кровью.
«Ласточка», – я приложил к виску холодную сталь ствола, потом вздохнул и на секунду закрыл глаза. Так я с ней попрощался.
Футляр, в котором был спрятан палец, я нашел у Козлова за поясом, вытащил и переложил к себе.
– Эй! – услышал я голос Григорьева. – Жогин! Ты жив?