Я заметила, как Лада с сомнением покосилась на подругу, явно не согласная с её мыслью. Мне тоже с трудом верилось, что дар читать мысли может быть пугающим.
— Вы не понимаете… — огорчённо бросила Полина, даже не глядя на наши недоверчивые лица.
Мы виновато потупились. Подруга выглядела настолько разбитой, что нам в этот момент и в голову не пришло упрекнуть её в очередном подслушивании мыслей, как мы обычно делали.
— Это действительно очень страшно, — продолжила Полина, — знать, что думают другие! Во-первых, приходится постоянно контролировать себя, чтобы не заглядывать в мозг другому человеку; а во-вторых, никогда не знаешь, что делать с той информацией, которую уловишь.
Она помолчала, хмурясь от собственных размышлений, а потом продолжила:
— Нетрудно справиться, если это какие-то известные мне проблемы, от которых и так никуда не деться. Например, как у нас с вами. Вас подслушивать я уже привыкла, ваши мысли часто совпадают с моими, я могу их понять, и нередко мы всё равно обсуждаем их вслух.
— Ну, знаешь ли!.. — попыталась возмутиться Лада, но тут же задумалась на мгновение и добавила: — Впрочем…
Мы уже подходили к стадиону. Калитка была всего в каких-то тридцати метрах, но добираться до неё пришлось с трудом: огромные сугробы лежали справа и слева от узкой тропинки, сапоги то и дело проваливались и соскальзывали.
Сейчас снег уже не шёл, но вчера ночью и сегодня утром он падал густо и беспрестанно. Несмотря на начало марта, февраль пока не собирался отступать. Серьёзных холодов уже не ожидалось, но и оттепелью ещё совсем не пахло. Зима в начале весны походила зиму декабрьскую: была легкой, пасмурной и какой-то сонно-утомлённой.
За то время, пока мы гуськом пробирались к калитке стадиона, Полина успела закончить свою мысль и окончательно убедить нас в том, что дар её не менее страшен, чем наше оборотничество:
— Когда дар только появился, мне было ужасно интересно, что думают окружающие люди. Но очень-очень скоро я поняла, что без надобности или без абсолютной уверенности в человеке никогда нельзя заглядывать в чужие мысли!
Говорила она быстро и нервно, словно торопясь выплеснуть льющийся через край поток эмоций и переживаний.
— Лишь один из пяти думает о чём-то хорошем: что надо не забыть позвонить маме, что наконец-то купил ребёнку подарок, что посмотрел отличный фильм — и всякие подобные житейские мелочи. Но у остальных либо творится полный хаос, который не разберешь, либо крутятся противные и ужасные мысли. Противные ещё пережить можно, хотя, конечно, остаёшься иногда в некотором шоке от людей, особенно когда натыкаешься на подробности их личной жизни…
— Только нам их не рассказывай! — попросила я с опаской.
— Нет, конечно! — отмахнулась Полина. — Меня больше пугают другие мысли. Не раз и не два мне попадались люди с дикой жаждой кому-то отомстить: начальнику, родственнику, просто знакомому. И в их голове крутились самые изощрённые способы мести. Я не знаю, что мне делать с такой информацией. Игнорировать? Попробовать прочитать лекцию? Пойти в полицию?.. Мне кажется, что, обладая таким даром, я должна принимать какие-то меры, когда узнаю о предстоящей грозе. Но с другой стороны, я понимаю, что помочь всем-всем — не в моих силах! Люди сами должны решать свои проблемы. Особенно если они житейские.
Она поморщилась, словно от боли.
— Невыносимо их слушать. Противные мыслишки противных людишек! Не понимаю, как ещё наш мир не развалился на части от всех этих гадостей? Как я сама еще не развалилась на части и не сошла с ума?!.
Голос её задрожал и сорвался. Мы остановились как раз возле калитки. Не оборачиваясь, Полина сделала судорожный вздох. Затем ещё один, более спокойный. И ещё. Затем нажала на ручку, отворила дверь и обернулась к нам. Во взгляде её читалась невероятная усталость.
— Это действительно страшно, — негромко произнесла Лада, с тревогой осматривая подругу. — Не понимаю, как ты всё выдерживаешь?..
— Я очень стараюсь не слушать мысли других, — серьёзно ответила Полина. — Но постоянно контролировать себя тоже очень сложно.
Она вдруг посмотрела прямо мне в глаза.
— Тебе приходится контролировать свое сознание только по ночам, а мне — всё время, пока не сплю. А когда сплю, то вовсе ничего не контролирую: мозг сам по себе впитывает окружающие потоки информации. От этого часто снится всякая дрянь, и сквозь сон я вечно слышу чьи-то голоса. Благо ночью их не так много. Поэтому я, наверное, с радостью бы обменялась с тобой своим даром.