Я во все глаза глядела на Патрика. Чёрный кот, который был и по сей день остаётся одним из самых величайших Магов всех времён, сидел на подоконнике и, несмотря на свой облик, величественно смотрел на меня сверху вниз. А я, маленькая девчонка, то ли от недалёкости ума, то ли от вспыхнувшего внезапно чувства противоречия, совершенно не хотела с ним соглашаться. И даже была в какой-то мере возмущена таким его представлением о жизни оборотня. Мне, маленькой девчонке, думалось, что в этом вопросе я должна быть более комптентна, ибо на своём опыте испытала все горести раздвоения сущности. Даже самый великий Маг, каким бы мудрым теоретиком он ни был, не может указывать мне в данном случае, как жить, потому как ни разу не испытывал ничего подобного на себе.
Тут в голове моей мелькнула мысль про Силланта. Ему-то я доверяла всей душой. Да и говорил он, в сущности, примерно то же самое. Правда, тон его был попроще и смотрел он обычно не свысока.
Слова возмущения так и крутились на языке. И глядя на важную морду чёрного кота, я не смогла сдержаться:
— Как ты предлагаешь контролировать себя в полнолуние, когда волчья сущность захватывает всё сознание?! Я в такие ночи понятия не имею, что происходит с моим телом! Им пользуется кто-то другой, абсолютно отрицающий существование единого целого! Как тут не раздваиваться?!
Уши и хвост чёрного кота дёрнулись. Вряд ли ему понравился мой тон. Он выдержал аристократическую паузу, а затем всё так же величественно ответил:
— Не знаю.
— Вот видишь!.. — победно воскликнула я, но голос Патрика прервал это преждевременное торжество.
— Не знаю, потому что не могу знать. Только ты можешь ответить себе на все эти вопросы, потому что это твоя жизнь и твоя голова. Если бы я превратился в тебя, то вероятно, знал бы ответ. Но я превратился в кота. И в данный момент, меня это радует. Извини, мне пора.
Он сверкнул напоследок жёлтыми глазами и растворился в воздухе.
За то мгновение, пока комната с раскиданными по полу матрасами и с сидящим на них рыжеволосым ребёнком исчезала и преображалась в каменную залу с факелами на стенах, Патрик успел ещё послать мысленный импульс, долетевший до собеседницы не словами, а, скорее, возмущённой эмпатической волной: «Слишком юная волчица. Совсем ещё щенок».
Именно так я расшифровала для себя эту волну. И от этого совсем расстроилась.
Когда я пришла на тренировку, Лада уже была там. Матвей и Иван пока не пришли. Нового знакомого тоже не было видно, и мы в тайне надеялись, что он передумает присоединяться к нам.
Шур опять разбирал хлам в сарае, и мы стояли неподалёку, чтобы в случае чего помочь, а пока он о помощи не просил, болтали о чём-то маловажном.
Появление Матвея развеяло опустившуюся было на нас скуку. Юноша явно был в хорошем настроении, потому что шёл к нам, лучезарно улыбаясь, помахивая рукой в знак приветствия и даже, кажется, пританцовывая.
— Привет-привет, Дина-Диана! — бодро поздоровался он. — Привет и тебе, Лада-Лада-Ладушка!..
Парень вдруг замолк, а через мгновение лицо его просияло, и, не в силах сдержать улыбки радости, он сказал:
— Я только сейчас понял, какое у тебя красивое имя: Лада, Лада, Ладушка!..
Встав в позу оратора, он торжественно продекламировал:
— Лада-Лада-Ладушка, Ладушка-Оладушка!
Подруга недовольно нахмурилась.
— Перестань.
— А что такого? — изумился Матвей. — Я люблю оладушки!
Он был чрезвычайно доволен собой, а вот Лада от его слов залилась таким густым румянцем, что мне даже стало страшно за её здоровье.
К счастью, в этот момент в полутьме сарая раздался какой-то шум, а затем хрипловатый голос произнёс:
— Здравствуйте, Александр Сергеевич! Не думал, что вы польстите мне своим присутствием…
— Здравствуйте-здравствуйте, Александр Трофимович! — отозвался Матвей, с любопытством наблюдая за тем, как Шур пытается вынести в руках из сарая на улицу не меньше десятка старых и рваных волейбольных мячей одновременно. — Я готов вам помогать!
— Я это знаю, — как-то странно крякнул тренер, и мячи, вырвавшись из его крепких объятий, запрыгали по всему полу.
Не ожидая больше приглашения, мы принялись их поднимать и складывать в огромный, такой же старый и рваный, но вполне ещё пригодный для использования под мусор, мешок.
— Поиграть бы в волейбол! — вдохновенно произнёс Матвей, ударом руки метко бросая один из мячей в подставленный мною мешок.
— Почему бы и нет? — поддержал тренер, скидывая туда же кусок старого рубероида. — Минут десять от тренировки этому можете уделить.