— Чуть больше месяца, — ответила я. — А что? Тоже хочешь съехать от взрослых?
— Я живу один, — пожал плечами юноша. — Мне просто интересно, как вы уживаетесь вдвоём? Вы сказали, что живёте вместе. Не ссоритесь? Не грызётесь?
Слово было какое-то неприятное. Звериное. Мне оно очень не понравилось, и из-за него стал ещё меньше нравиться Савелий.
— Нет, с чего бы? — сказала я, почти с неприкрытым неудовольствием в голосе. — Мы спокойные люди, можем обо всём договориться.
— А как тебе удаётся жить одному? Не скучаешь? — Лада, видимо, решила перевести стрелки.
— Нисколько, — легко улыбнулся Савелий. — Я люблю одиночество.
Тут разговор совсем перестал складываться. Шур сделал несколько попыток поменять тему, обсудить какие-то новости, события, да даже только что проведённую тренировку, но из этого мало что вышло: из вежливости мы обменивались парой фраз, а потом снова замолкали. В конце концов, тренер вздохнул, поблагодарил Севу за угощение и сказал, что, наверное, всем уже пора идти: пятница, вечер, поздно.
Стараясь скрыть энтузиазм, мы принялись наводить порядок и собираться. Савелий, кажется, тоже был только рад, что встреча окончена. Быстрее всех нас он оделся и, уже стоя на пороге, вежливо произнёс:
— Благодарю всех за вечер! Приятно с вами познакомиться.
А потом, картинным движением запахнув пальто, улыбнулся, кивнул Матвею и ушёл.
В этот раз мы тоже дождались, когда хлопнет дверь в зале, и только после заговорили. Причём первый высказался Матвей:
— Идеальный план! — сказал он воодушевлённо, со злобной искоркой в глазах. — Восхитительный! Вам не кажется, что он втирается в доверие и просто хочет побольше узнать обо всех нас?
— Зачем это ему? — искренне удивилась я.
Вряд ли наша компания могла бы заинтересовать кого-то: мы всего лишь дети, которые посещают кружок по интересам.
— Это второй вопрос. Но вы слышали, как он складно всё рассказывал?!.
Лихорадочно возбуждённый тон друга и усилившийся блеск в его глазах насторожили нас.
— Возможно, потому что всё так и есть? — попытался успокоить юношу Александр Трофимович. — Что именно тебя смутило?
Матвей словно только и ждал этого вопроса — на одном дыхании разложил всё по полочкам:
— Отец — финн, мама русская, живут в Румынии, а фамилия — шведская. Запутал так, что корней не найти! И не придерешься тут ни к поведению, ни к словам, ни к характеру — ведь сколько всего в нём намешано, мало ли каким он в итоге получился! И мы, простые смертные, никогда не узнаем, почему он такой: потому что это нормально для людей из этих стран или потому что он специально скрывается за маской, чтобы что-то разнюхать!..
— Матвей! — поразилась я. — У тебя что, мания преследования? Ты что, шпионских фильмов насмотрелся? Что разнюхать? Что у нас тут, — я развела руками, указывая на пружинную кровать и колченогий стол Шурупа, — можно разнюхать?! Савелий странный, но он не шпион. За нами нет повода шпионить!
Произнося эти слова, я почти физически ощутила тревожную мысль, отразившуюся в глазах подруги: повод есть. Есть повод следить за нами двумя — мной и Ладой. Но ведь в группе Шура не только мы. И это вроде бы успокаивало. Вроде бы.
Матвей молчал. Он как-то нехорошо и тяжело дышал, губы его дёргались, словно бы он хотел что-то сказать, но пытался справиться с собой и со своими эмоциями.
Мы всерьёз обеспокоились.
— Слушай, — сказала Лада мягко, — мне он тоже не нравится. И мне он тоже кажется подозрительным. Но твоя теория про шпиона — это уже слишком. Давай пока не будем об этом думать.
— Мудрая мысль, — поддержал её тренер. — Пока что я, — а я, на минуточку, старше вас всех здесь, — не вижу никакого повода открывать на бедного парня охоту. В его рассказе мне всё показалось логичным, в его поведении я тоже не нашёл ничего криминального. Ты преувеличиваешь, Матвей.
Болезненным взглядом юноша посмотрел на Ладу, затем на тренера, скривился, покачал головой и сказал:
— Ладно. Я понял вас. Возможно, я действительно преувеличиваю…
— На следующей неделе Ваня обещал уже вернуться, — напомнила я ему. — Может, общение с ним тебя отвлечёт.
Парень пожал плечами:
— Надеюсь. Мне самому нисколько не весело от всех этих мыслей.
Мы разделились. В какой-то момент разошлись в разные стороны, а потом потеряли след друг друга. Лада умчалась к реке, а я, решив дать волчице чуть больше свободы, позволила ей самой выбирать направление. Она выбрала. И мы бежали и бежали куда-то, придерживаясь лёгкого темпа. Перелазили через коряги, принюхивались к мёрзлой земле, присматривались к тёмным силуэтам.