Мама, пытаясь сохранить отца от моей тайны, а меня от горьких мыслей, сказала мне, что он приедет только первого числа, тогда мы и отпразднуем. А папе, когда он, раскрасневшийся от холода, в костюме Деда Мороза, радостный и с огромными сумками подарков на спине, ввалился в квартиру за три часа до полуночи, призналась, что обманула меня, но только ради того, чтобы провести эту ночь с ним и при этом дать возможность ребёнку спокойно отпраздновать с друзьями, как и было запланировано.
Я не обиделась на маму, когда узнала. Это её решение показалось мне наилучшим. Тем более что она почти не солгала: я действительно проводила время с друзьями. Лада в эту ночь тоже убежала из дома, сообщив своим родителям, что будет со мной.
Другими словами, этот Новый год не был похож ни на один предыдущий. Не обошлось в нём и без волшебства.
Ближе к трём часам утра мы с Ладой добрались до избушки Силланта, уже более-менее обретя человеческое сознание, но пока оставаясь в образе волков. Там нас ждал настоящий сюрприз: вкусный ужин, апельсины, шоколадные пряники и горячий травяной чай. Мы вернули себе человеческий облик и до самого рассвета просидели у окна, наслаждаясь уютом, в полутьме слушая истории Силланта о новогодних чудесах и глядя в окно, где серебрился в лунном свете снег, а вокруг полянки стояли самые настоящие, одуряюще пахнущие хвоей ели.
Именно тогда я поняла совершенно ясно, кем видит нас обеих наш Учитель.
Многим присутствие двух девушек в доме взрослого мужчины могло бы показаться — и казалось, — по меньшей мере, неправильным. Но для нас всё было иначе. В глазах Силланта мы были просто детьми, любопытными малышами, которых ему, древнему старцу, нравилось обучать всему тому, что он хорошо знал сам: магии, устройству волшебного мира, мудрости. Слушая сегодня истории Мага, я заметила, что взгляд его во время повествования становится абсолютно таким же, какой бывает у старых нянюшек, рассказывающих сказки детям: добрым, немного лукавым, лучистым.
Вот почему в этом домике в лесу, ночью, наедине со столетним Магом мне было спокойно: здесь я вновь могла почувствовать себя ребёнком. Лада же, несмотря на огромную разницу в возрасте, воспринимала Силланта скорее как старшего брата, чем как деда. Отчего в её глазах порой ясно читалась нежность, когда она наблюдала, как Маг готовит нам чай или каждый раз сдувает пыль с взятой с полки книги, независимо от того, успела ли она там накопиться.
«Всё потому, — думала я, — что Маг оказался первым, кто взял её под свою защиту после того, как погиб Гриша. В какой-то степени Силл заменил близкого друга».
Каким бы ни было наше отношение к Учителю, мы чувствовали себя спокойно рядом с ним, а его дом, как никакое другое место в мире, позволял окунуться в атмосферу нового для нас, манящего мира волшебства. Особенно сегодня, в новогоднюю ночь.
Когда рассвет ещё не коснулся тёмного неба, а луна едва просвечивала из-за густых ветвей, Силлант вдруг позвал нас выйти наружу. Закутавшись в тёплые накидки, мы ступили за порог. Свежее дыхание леса и крепкий морозец взбодрили. Лада хотела было что-то сказать, но Силл поднял руку, призывая к тишине:
— Слушайте внимательно! — негромко произнёс он.
Глаза его при этом сияли так, словно он делился с нами какой-то невероятной тайной. Мы прислушались. Человеческое ухо улавливало намного меньше, чем волчье, но здесь, в лесу, в Новогоднюю ночь, стояла такая благодатная тишина, что, кажется, можно было услышать мягкую поступь лисицы, вышедшей на охоту. Но не было слышно даже его. Молчала деревня в низине. Лишь лёгкий ветерок изредка шептал на ухо, напоминая о себе.
Мы недоумённо посмотрели на Мага. Тот всё так же негромко повторил:
— Слушайте!..
Мы вновь обратились в слух. И вдруг странный звук, довольно неожиданный здесь и сейчас, звенящий, как сама тишина, и такой же растянутый во времени, как она, заставил нас замереть в неподвижности. Лишь спустя секунды напряжённого вслушивания я поняла, что это похоже на скрип сапог по свежему снегу. Огромных сапог медленно идущего человека. Но человек ли это? И правда ли это скрип сапог?
На лице Силланта я увидела улыбку, а Лада словно бы была отражением меня самой: она вслушивалась в далёкий шум, и при этом на лице её читалось недоумение.
Звук продолжался, не стихая и не становясь громче. Ещё некоторое время мы постояли на пороге, а затем, окончательно замёрзнув, вернулись в тёплый дом.