При этих словах тренер открыл глаза и с тревогой спросил у меня:
— Значит, я всё же серьёзно покалечил тебя?
Я не успела ответить.
— В отличие от тебя, — сказал Маг сурово, перемалывая в ступке какую-то траву, — у Дины хватило ума не лежать и не страдать в одиночестве. Даже не смотря на то, что раны её были не такими серьёзными. Она услышала мой зов и пришла на него, чтобы я мог помочь.
С каждым словом возмущение Силла становилось всё сильнее. Он был озлоблен так же, как тогда, когда я встретилась со страшным оборотнем-монстром в лесу. Но тогда он сказал, что злится только на себя, а теперь явно был недоволен тренером.
— Я же сказал, — негромко произнес Шур, — я не хотел тебя беспокоить…
— Я тебе кое-что скажу, мальчишка, — Силлант перевёл взгляд на своего подопечного, и в глазах его я увидела отблеск магического огня. — Если ты до сих пор этого не понял, то объясню. Ты не просто очередной мой подопечный, ты мой друг, если хочешь — сын. В связи с этим обстоятельством, ты причинил бы гораздо больше «неудобства», если бы умер тут в одиночестве, не дав мне возможности спасти тебя! А ты был близок к этому, поверь!
Я вдруг осознала, что Силлант действительно старше Александра Трофимовича в несколько раз. Они были похожи на ровесников лишь потому, что Маг выглядел молодо для своего возраста. Сколько они уже знакомы? Вероятно, Силл знает тренера гораздо дольше, чем вся наша группа в общем. Наверное, с самого детства Шурупа.
— Силл, я же не…
Тренер был смущён и тронут одновременно. И сейчас действительно чем-то походил на мальчишку. Маг ещё посверлил его своим страшным взглядом, а затем со стариковской обидой горько бросил:
— Дурак ты, Сашка…
И вновь вернулся к приготовлению мази.
Таким я Силланта ещё никогда не видела. Наверное, мы просто были не так близки, как он и Шур. Сейчас я видела перед собой не Всесильного Мага, а просто расстроенного отца, который едва не потерял сына.
Тренер притих. Некоторое время он лежал молчаливый и грустный. А потом сказал, прерывая устоявшуюся тишину и глядя куда-то в пустоту зала, наливающегося весенним солнцем.
— Оборотень — это проклятие. С такой болезнью становишься досадным грузом для близких и самого себя.
— Если у тебя есть те, кому ты не безразличен, — тут же отозвался Силлант, присаживаясь на стул с готовой мазью, — ты должен это ценить. У тебя есть близкие и друзья. Вот только не хватает кого-то, кто был бы всегда рядом. Тогда, возможно, ты бы лучше понимал цену подобных отношений.
Маг принялся обрабатывать две самые глубокие раны, протянувшиеся от правого бока почти до подмышки. Я в очередной раз ужаснулась тому, что натворила, и тому, что способна на подобное. Оставалось только утешать себя мыслью о том, что Маг с помощью волшебных зелий приведёт всё в порядок. А ещё благодарить мир магии за то, что он способен исправить весь этот ужас, который, впрочем, сам же и натворил.
Тренер сжал губы, когда смесь коснулась открытой раны. Переждав боль, он сказал сквозь зубы, и слова его были полны какой-то особенной горечи:
— Кто полюбит оборотня?!.
У меня закружилась голова от ощущения дежа вю. Буквально час назад та же самая мысль чуть не вдавила меня в землю, едва не свалила с ног на холодный снег, окутала беспроглядным мраком на каких-то несколько минут.
Кто полюбит оборотня? Кто решится быть рядом с ним? Семья не для таких, как мы, тренер. Это правда.
— Знаете, — сказала я, улыбнувшись своей неожиданной мысли, — если всё останется как есть, то лет через пять я выйду за вас замуж, и мы будем вместе выть на луну.
Тренер, криво усмехнувшись, покачал головой.
— Думается мне, что мы скорее загрызём друг друга в первое же полнолуние.
Лицо Силланта внезапно стало встревоженным. Рука с мазью повисла над раной. Маг словно прислушивался к чему-то.
— Кто-то заходил в зал, — сказал он. — Я чувствую чужое смятение.
Всё внутри меня похолодело. Я вскочила и направилась к выходу из каморки, размышляя о том, кто же это мог быть так рано. Кто-то из своих? Неужели, этот странный Савелий? Может быть, кто-то из младших ребят? Или Магу просто показалось? Нет, последнее исключено.
В зале было пусто. Тёплое жёлтое солнце наполнило пустое пространство. Длинные тени перестали быть похожими на холодных стражников, стали глубже и добрее. И утро можно было бы назвать прекрасным, если бы не все эти переживания и события, и если бы не страх, вновь воцарившийся в душе.
Я прошла вдоль стены и выскочила за дверь, в прихожую. Тут тоже было пусто. Только горел свет лампочки, которую я сама зажгла прежде, испугавшись темноты.