Выбрать главу

охраны — один только большой лысый джинн. А может, он уже находился в бегах. Может, переодевшись

крестьянкой, под покровом темноты пробирался от деревни к деревне, трясясь от страха за свою жизнь!

Должно быть, как рад он будет, когда прочтет, что я, Дэнни Уоллес, рябой парень с зубной пастой во рту, и в

самом деле готов поставить ему на службу свой профессионализм в делах бизнеса!

Я сидел за компьютером, нетерпеливо ударял мышкой по ящику «Получить почту», надеясь, что очередной

мой щелчок принесет ответ от Омара. Но каждый раз я слышал только глухое «бум» — звук, которым тот, кто

сконструировал мой компьютер, решил обозначить сигнал «сообщений нет». Глухое «бум» — удар под дых.

Глухое «бум», подразумевавшее: «Сообщений нет. Хватит без толку барабанить. Никто не хочет писать тебе,

даже такие же придурки, как ты сам».

Но я не отчаивался. Налил себе еще чаю, нашел в буфете печенье и опять сел к компьютеру, пристально глядя

на экран монитора, мысленно приказывая Омару ответить мне, внушая ему, что все будет хорошо: главное,

чтоб он держался.

А потом мне это надоело, и я занялся другими делами.

Я мыл посуду и вдруг услышал: бин-бон. Новое сообщение!

Я бегом кинулся к компьютеру, переживая, что Омар в опасности.

Сообщение прислала Ханна.

Дэнни!

Просто хочу удостовериться, что ты не впал в депрессию из-за того, что потерял 25 штук.

Ханна

Я ответил:

Ханна!

Не волнуйся. Я только что согласился помочь сыну убитого султана, и в награду он пообещал мне десять

миллионов долларов.

Дэнни

Я еще немного посидел за компьютером, ожидая ответа Ханны, но она так и не откликнулась. Наверное, была

занята.

День выдался не очень насыщенным событиями. Только Омару мне и пришлось ответить согласием. Других

таких возможностей не представлялось. Поэтому я решил, что все же стоит сходить на работу.

Я был уверен, что еще найду чем заняться.

Если вам любопытно, скажу, что первой из австралийских Громадин стала скульптура «Большой банан».

Воздвигнутая в 1963 году американским иммигрантом Джоном Ланди, эта скульптура была искренней,

личной данью уважения банану и предназначалась для того, чтобы привлекать народ со всех концов страны.

Так оно и вышло.

Любители бананов со всех уголков Австралии устремились к «Большому банану», чтобы воспеть мир бананов

и посетить лежащую рядом банановую плантацию. «Большой банан» стал символом всего, что есть хорошего в

ничтожном банане, а для ярых приверженцев бананов явился центром средоточия их внимания и усилий,

связанных с выращиванием и сбытом бананов.

К тому же, начиная с 1963 года, Джон Ланди стал продавать гораздо больше бананов.

Возможно, по этой причине идея Громадин получила широкое распространение.

Почти мгновенно австралийцы с севера, юга, востока и запада страны сообразили, что они смогут привлечь

всеобщее внимание к своим фермам, бизнесу и даже хобби, если будут воздвигать огромные красочные статуи

в честь того, что занимает важное место в их жизни. И вот, как и рассказывала Лиззи, вдоль дорог по всей

Австралии, центральных и проселочных, от Сиднея до побережья Саншайн-Коуст, стали вырастать гигантские

скульптуры.

Естественно, некоторые пользовались большей популярностью, чем другие... Скульптура «Большой ананас»,

созданная в 1972 году, по мнению специалистов, пожалуй, самая удачная из всех Громадин, в 1970-х — начале

1980-х годов выдвинувшая на первый план ананасы и все, что с ними связано. Но мало найдется австралийцев, которые бы с гордостью говорили о скульптуре «Большая устрица», свидетельствующей о наличии обширных

устричных отмелей на реке Мэннинг. Опустив долу глаза, они неохотно признаются, что «Большая устрица»,

как это ни прискорбно, как-то теряется в сравнении с «Большой креветкой», которая высится лить в нескольких

милях к северу.

Громадины меня по-настоящему заинтересовали. И сейчас, сидя в редакции Би-би-си, я рылся в Интернете,

стараясь как можно больше о них узнать. Рылся увлеченно. Постепенно отыскивая свои любимые. «Большая

скала», например (вы только представьте!), или «Большое авокадо», находящееся в Дюранбе, в популярном

тематическом парке «Мир тропических фруктов» (прежде называвшийся «Страна приключений Авокадо»... —

звучит лишь чуть более заманчиво, чем выдуманный мною парк «Путешествие по полкам»),

— Дэн, отвлекись на минутку.

Ко мне обращался мой босс. Я резко развернулся на стуле, успев выйти из Интернета — не хотел, чтоб на

экране высвечивались слова «Мир тропических фруктов». К сожалению, вместо них появилась игра «Сапер», в

которую я играл раньше, но мой босс вежливо сделал вид, будто ничего не заметил.

— Послушай, у меня к тебе просьба. Ты можешь отказаться. Я не настаиваю. Дело в том, что в конце недели

в телевизионном центре совещание — о перспективах развития, — нужно, чтобы присутствовал кто-нибудь с

радио. Все, к кому я обращался, неожиданно оказались очень заняты. Смешно, как быстро у всех находятся

дела, если они не хотят куда-то идти. Ну а ты? Сходишь?

— Да! — с готовностью согласился я, гордый тем, что неукоснительно следую намеченной линии. —

Безусловно. А что за совещание?

— О путях развития. Обычная бурда. Все сидят за столом, выдвигают разные идеи. Сообразишь, что

сказать?

— Да.

— Вот и чудесно. Я их оповещу. Спасибо, Дэн. Наслаждайся «Миром тропических фруктов».

Он закрыл дверь, а я решил заняться работой.

Работать дома здорово, но так же здорово выполнять свою работу, сидя непосредственно в здании управления

радиовещания Би-би-си, которое стало родным домом для тысячи неряшливых радиопродюсеров в кардиганах.

Согласно моему контракту нештатного работника, мне полагалось два дня в неделю сидеть здесь в одном из

кабинетов и генерировать идеи, что меня вполне устраивало.

На Би-би-си я пришел сразу же по окончании университета. Тогда мне каким-то образом удалось устроиться

на полугодичную практику в Редакцию развлекательных программ, и вот я, молодой человек, еще не

достигший тридцати лет, в своем вечном кардигане, теперь был полноценным продюсером легких

развлекательных программ. Я никогда толком не знал, что следует считать «легкими развлекательными

программами», но нам с вами точно известно, что к этому имеют непосредственное отношение кардиганы и

также, по моему глубокому убеждению, Николас Парсонс12.

Дом радиовещания — потрясающее место работы, овеянное богатейшей историей. Отсюда во время войны

Черчилль обращался к народу, здесь работали «Гуны»13. И я всегда испытываю непомерную гордость, когда по

специальному пропуску Би-би-си, прикрепленному к джинсам, прохожу в это здание через медные двери.

Правда, мне не поручали заниматься тем видом качественной журналистики, которую ценят и считают

наиболее достоверной во всем мире. Я не из тех, кто свергает правительства, разоблачает коррупцию или всю

ночь листает секретные досье, готовя материал, который на следующий день попадает на первые полосы

международной прессы. Я пишу сценарии небольших дурацких программ, которые помогают коротать время

пассажирам пригородных поездов, развлекают одиноких пастухов, слушающих «Всемирную службу» где-

нибудь на равнинах саванны, или привожу в замешательство обитателей тюрем, которые не понимают

современных шуток на злобу дня, так как сидят за решеткой с 1987 года. Странная работа, но я о ней думаю