— Вовсе нет. И это был не Христос. И зачем Христос вдруг оказался бы в Бетнал-Грин?
— В Бетнал-Грин есть хорошие магазины уцененных товаров.
— Христос — сын Господа, Иан. Ему не нужны магазины уцененных товаров.
— Черт, ты только представь, сколько б бабок водилось у тебя в карманах, будь ты сын Господа.
— Иан... Я пытаюсь рассказать тебе про поворотный момент в моей жизни, а ты талдычишь про Христа в
дешевом магазине.
— Извини, продолжай. Значит, на прошлой неделе ты встретил в автобусе мужика, который не был ни
Божеством, ни сыном Господа, и еще у тебя был твой дневник, так?
Да. И еще мой дневник. Одна из главных причин того, что произошло, — почти столь же важная, как и
автобус. Дневник, который тогда я только-только начал вести, — дабы не забыть все то замечательное, что
делал. Не забыть то восхитительное, безумное, неопределенное время. Очень важное для меня время,
беззаботное время, время, которое я, оглядываясь назад, называю лучшей порой моей жизни.
Правда, листая дневник, я понимаю, что забывать-то нечего. Вернее, нечего помнить.
В прошлом году все было по-другому. Прошлый год был годом приключений. Годом веселья. Годом друзей.
Но я также постепенно начал сознавать, по прошествии полугода, что все мои рассказы — о событиях
прошлого года. И воспоминания тоже. Я путешествовал по великолепию прошлого, упиваясь блаженством
лучших времен. Нет, пожалуй, это не совсем верно. Точнее, совсем неверно. Я блаженствовал, не выходя из
дома.
Несколько месяцев я томился под гнетом впечатления, будто все в моей жизни замечательно. Я холост, мне
двадцать пять лет, живу в одном из самых волнующих городов мира. А оказалось, я, холостяк, сижу в трусах в
своей квартире.
Кризис двадцатипятилетнего возраста — весьма странное чувство. Однажды я его уже испытал, но тогда
жизнь моя не имела определенной направленности. В те же дни я знал, куда двигаюсь. Точно знал. По
наклонной, вниз.
В своем воображении я представлял себя молодым лондонцем, пробивным горожанином. В своем
воображении я все время куда-то бежал, действовал, всегда был в гуще событий. Мне казалось, я сошел прямо с
рекламного плаката. Возможно, я даже думал, что у меня есть мопед.
Как же глубоко я заблуждался. Особенно относительно мопеда.
И именно это я наконец-то пойму, когда приду домой после разговора с тем человеком в автобусе.
Разговорились мы случайно.
До того момента это был обычный будний день. Я работал в Уэст-Энде. После работы, как всегда, помчался в
метро, надеясь добраться домой до часа пик. Очень уж не хотелось трястись в переполненном вагоне, утыкаясь
лицом в чью-нибудь грудь, и резаться о бумагу каждый раз, когда кто-то стоящий рядом переворачивал
книжную страницу.
Мы — я и этот человек — стояли на платформе Центральной линии2, ожидая поезда, который должен был
доставить нас из Холборна в Ист-Энд. Вдруг динамик захрипел, и трескучий голос сообщил, что объявлена
тревога. Нас попросили покинуть метро. Наше путешествие домой затягивалось на час. Нам предлагалось
выйти на улицу, втиснуться в автобусы, которые бы очень медленно поползли по запруженным дорогам под
проливным дождем, везя нас домой.
Мы с тем мужчиной, вскинув брови, переглянулись и улыбнулись, будто говоря: «Да-а, к чему катится мир»,
но друг другу не сказали ни слова. Просто стали подниматься к выходу, как добропорядочные,
законопослушные британцы, каковыми мы и были на самом деле.
— И погодка в самый раз! — заметил мой попутчик, когда мы вышли на улицу и под косым дождем
затрусили к автобусу. Я рассмеялся — пожалуй, слишком громко. Мы показали свои проездные водителю и
влезли в автобус, набитый возмущенными пассажирами.
Через десять минут и три остановки мы нашли для себя по сидячему месту и еще через десять минут
разговорились.
— Куда вы направляетесь? — полюбопытствовал я.
— В Олдгейт, — ответил мой попутчик.
Как оказалось, он был учителем.
И я вдруг неожиданно стал его учеником.
— Так чему он тебя научил? — спросил Иан.
— Скажу через минуту.
— Нет, скажи прямо сейчас. Мне не терпится узнать; какую мудрость он тебе передал, так что ты в срочном
порядке пригласил меня сюда.
— Я тебя сюда не «приглашал».
— Ты по электронке сообщил мне, что твоя жизнь полностью изменилась, и сказал, что хочешь встречаться
чаще.
— Это вряд ли можно назвать приглашением. Скорее, я имел в виду: «Не желаешь ли выпить пивка? »
— Прекрасно. Желаю. Спасибо.
Я вздохнул, поднялся и пошел за пивом.
Теперь, по зрелом размышлении, я понимаю, что мое падение по спирали началось после того, как меня в
конце осени бросила моя подружка. Для меня это был шок, сокрушительный удар, перетряхнувший мои
взгляды на жизнь.
Только не думайте, будто я помешан на своей бывшей подружке. Это не история об одержимости, сожалении
и попытке вернуть утраченную любовь. Хорошего охотника из меня никогда не получилось бы, поскольку по
натуре я человек не очень энергичный, да и бинокля приличного у меня нет.
Просто когда тебя неожиданно бросают, начинаешь задумываться о будущем. Я не говорю, что три года,
проведенные с Ханной, были пустой тратой времени. Вовсе нет. То была замечательная пора теплых нежных
отношений. Я только хочу сказать, что после разрыва с близким человеком начинаешь анализировать события
минувших лет и задаешься вопросом: «И что теперь?»
Так что за две недели мне пришлось повзрослеть на три года. Я вновь стал свободным художником —
устроился внештатным продюсером радиопрограмм на Би-би-си. Оформил ипотечный кредит. Оформил
пенсию. Начал ходить по магазинам «Хабитат»3 и «ИКЕА». Стал экспериментировать с макаронными
изделиями — готовил новые потрясающие блюда. Купил дуршлаг, освежитель воздуха, авторучку. Научился
гладить. Даже приобрел комнатное растение.
В общем-то, все это были незначительные перемены. Но вскоре, сам того не сознавая, я развил в себе
склонность к домоседству. Стал заниматься ерундой, халтурно выполнял свою работу. Ходил сутулясь. Если не
ходил, то дремал или торчал перед телевизором, переключая каналы. Ко всему остальному у меня пропал
интерес. Я превратился в человека, который способен увильнуть от выполнения прежде данного обещания.
Который заранее чувствует, что его хотят куда-то пригласить, и ловко уклоняется от приглашения. В человека, который с радостью готов променять вечер в пабе на серию телефильма «Жители Ист-Энда»3. Который вместо
того, чтобы пойти на день рождения, отправляет поздравление по электронной почте. Который посылает SMS-
сообщения вместо того, чтобы позвонить, и звонит вместо того, чтобы нанести визит. Я превратился в
человека, который постоянно прибегает к невинной лжи. В человека, у которого всегда есть отговорка. В
человека, который всегда отвечает отказом.
И я был абсолютно счастлив. Счастлив тем, что я — это я, собственной персоной, сам глажу свои вещи.
Счастлив до того вечера, когда оказался в автобусе рядом с тем человеком.
— Ну хорошо, — сказал Иан. — Значит, там был тот человек. И ты сидел рядом с ним. То есть это все-таки,
что называется, не классический анекдот.
— Важно то, что он сказал мне, Иан.
— Да, это я уже слышал. Но что конкретно он тебе сказал? Что такого он сказал, что изменило твою жизнь?
На данный момент мне известно одно: тот человек тебе что-то сказал.
— Наберись терпения.
— Он тебе сказал: «Наберись терпения»?
— Нет, это я тебе говорю. А он сказал нечто более важное.