расположенном в этом маленьком городке. Но я немного нервничал. Дело в том, что до меня постепенно
дошло, что название Тодморден состоит из двух немецких слов: «Tod» и «Mord». Первое означает «смерть»,
второе — «убийство». Не знаю, как вам, а мне не очень-то улыбалось целый день торчать в уединенном замке, находившемся в городке под названием Смертоубийство. Я решил, что, если, не приведи Господи, ко мне
приблизится монах, которого зовут профессор Слива или полковник Горчица, я пулей выскочу из замка и укачу
прочь, только меня и видели. Пожалуй, такой сценарий развития событий детективной игрой «Ключ к
разгадке» не предусмотрен.
— Так это ты у нас ищешь просветления? — спросил Джим, режиссер программы.
— Наверное, — ответил я, покачав головой. — Если таковое можно найти. Это, что ли, место съемок?
Мы стояли у замка Добройд — величественного, но ничуть не грозного сооружения, высившегося в
окружении леса. Замок был построен в 1865 году как символ любви мужа к жене, но что-то там не сложилось.
Он был сыном богатого фабриканта, она — простой работницей на фабрике. Он влюбился в нее, и она сказала,
что выйдет замуж за него, если он в подарок выстроит для нее замок. Стараясь угодить любимой, он выполнил
ее пожелание. Замок ей не очень понравился. Она переселилась в маленький домик на его территории. Он был
убит горем, она умерла алкоголичкой. И вскоре после этого кто-то придумал подарочные купоны — вряд ли это
простое совпадение.
— Итак, — сказал Джим, — вот как мы поступим... — Он отвел меня в сторону. — Я походил здесь, нашел
несколько великолепных мест для съемок. Трудностей не должно возникнуть. Значит, мы сделаем так:
заснимем твое прибытие, потом как ты встречаешься с парочкой монахов и твой отъезд.
— Хорошо. И впрямь ничего сложного.
— Да. Работы на шесть-семь часов, не больше.
— О.
— Ты много снимался на телевидении?
— Нет. Первый раз.
Джим побледнел.
— Ладно. Значит, часов за девять-десять управимся. Робин расскажет тебе в двух словах, что мы будем
делать. Джефф прикрепит тебе микрофон.
— По сути, — начал Робин — он был в бейсболке и имел подбородок, как у супергероя, — нужно, чтобы ты
залез в душу к буддистскому монаху. И выяснил, буддизм — это твое или нет. Чем живет монах. А еще мы
должны снять материал о том, чем они тут занимаются: обучающие программы. чему тут можно научиться,
люди, с которыми ты встретишься. Понятно?
— Да. Покажи мне монаха, и за дело.
Звукооператор Джефф тут же засуетился. Оттянул
на мне свитер и клейкой лентой прикрепил на моей груди микрофон.
— Хорошо. Грудь гладкая, — заметил он. — Волосы выдирать не придется.
— Это все благодаря фирме «Волосы в прошлом», — объяснил я. Он расхохотался, потому что, думаю, не
поверил мне.
— Так, — сказал Робин. — Мы устроили тебе встречу с... — он помолчал, — ...Самтеном.
— Это кто такой?
— Монах. Самый главный в общине. Всем здесь заправляет. Он согласился с тобой побеседовать.
— Чудесно.
— Но, может, сначала походишь здесь немного? Посмотришь, что к чему?
Замок Добройд монахи купили в 1995 году за несколько сот тысяч фунтов. Он находился в полнейшем
запустении. Монахи решили создать в нем свой центр — центр имени Лозанга Драгпы101, — где за
символическую плату обучали основам своей веры, традициям и медитированию всех, кто в том нуждался, что
было весьма великодушно с их стороны, ведь взамен от своих учеников они требовали, чтобы те помогли им
восстановить замок. Двери центра были открыты для всех, в любое время года. Если вы не знаете, чем занять
себя, но стремитесь
приносить пользу, настоятельно рекомендую вам обратиться в этот центр.
— О. — Передо мной неожиданно вырос мужчина с бритой головой в длинном красном одеянии. Очевидно,
монах, предположил я. — Привет.
— Привет, — поздоровался я. — Милое местечко.
— Спасибо. Ты с телевидения?
— Да.
— Добро пожаловать.
И он пошел вместе со мной.
Звали его Лайам, и ему нравилось в замке.
— Сюда приходят, чтобы обрести внутренний покой, — объяснил он. — Любой может найти здесь
пристанище. Причем не обязательно быть буддистом. Люди просто могут жить с нами, освобождая свое
сознание от негатива. Наша задача — способствовать тому, чтобы люди на земле жили в мире и счастии.
Беседуя, мы с Лайамом гуляли вокруг замка. Потом нашли скамью и сели.
— Здесь мы постигаем простые вещи... например... что нужно ценить каждое мгновение своей жизни, —
продолжал Лайам. — И жить каждый день так, будто это последний день твоей жизни на этом свете. Нет,
пожалуй, я выразился слишком сильно. Попробую сказать иначе. Понимаешь, мы должны постоянно сознавать,
что сегодня мы можем умереть.
Я удивленно вскинул брови. Лайам размышлял.
— Хотя это еще более сильно сказано, да? Я имею в виду вот что: мы должно сознавать, что, возможно, ты и
я умрем сегодня.
Проклятье. Я нахожусь в уединенном замке в городе под названием Смертоубийство с человеком, который
на-стойчиво меня убеждает, что, возможно, сегодня я умру.
— Это не значит, что мы сегодня умрем, — добавил он, поднимая палец. — Но... это не исключено.
Признаюсь честно, от его слов мне легче не стало, но Лайама уже было не остановить. Мы находились на
пути к экзистенциализму.
— Оба утверждения — что, возможно, мы не умрем сегодня и, возможно, что мы сегодня умрем —
абсолютно верны. Но первое более существенно, ибо в этом случае мы понимаем, что должны ценить каждое
мгновение своей жизни.
— Вообще-то от таких утверждений становится страшновато, — сказал я. И не кривил душой. Не спорю, я
буду ценить каждое мгновение своей жизни, но, скорее всего, спрятавшись под кроватью.
— Да, пожалуй. Но понимаешь, в чем дело, Дэнни, человек очень легко приобретает такую черту, как
самодовольство. Если человек сознает, что он смертен, как говорит Самтен, он становится более
восприимчивым и, как ни смешно это звучит, чувствует себя более живым. Ладно, давай пройдем туда...
Следующие полтора часа съемочная группа программы «Ричард и Джуди» снимала, как я вместе с монахами
рублю сельдерей, убираю туалеты, блуждаю по саду и, вообще, делаю все, что делают монахи. Я чудесно
проводил время. Везде, куда бы я ни пришел, обритые наголо монахи принимали меня с распростертыми
объятиями, и я постепенно проникался любовью к их образу жизни. Это трудно объяснить, но здесь от всего
исходило... тепло. Было видно, что они по-настоящему счастливы. И безмятежны. Меня научили медитировать,
накормили шикарным обедом, я познакомился с их учением.
Наконец режиссер объявил перерыв.
— Вы сняли, что хотели? — спросил я.
— Да, — подтвердил Джим. — Хотя нам нужно что-то... еще.
Я энергично кивнул.
— Что же?
— Сам не знаю... просто... получается как-то все очень... положительно.
— Но монахи — положительные люди. Вообще все монахи. А буддийские в особенности. Они славятся
своей положительностью.
Что верно, то верно. Редко услышишь о том, что буддийский монах попытался похитить кого-то или
обмануть пенсионера. В чем бы ни обвиняли буддийских монахов, но в одном им надо отдать должное: они
совершенно не способны обманывать стариков. Я называю это слабостью.
— Да, монахи — симпатичные люди, — согласился Джим. — Просто мне кажется... э... что ты уже увлекся
буддизмом...
— Замечательная религия!
— Да, но... понимаешь, если ты уже решил пойти по пути буддизма, тогда, пожалуй, нет смысла снимать