ключевые моменты... ключевые периоды, когда он должен принять решение, которое определит его путь на
следующие двадцать лет. И только потом ты волен сделать другой выбор, от которого будут зависеть
следующие двадцать лет твоей жизни.
Эти слова Самтена вызвали глубокий отклик в моей душе. В моем случае таким поворотным моментом стало
решение заняться новой работой на Би-би-си. Оно ознаменовало конец моей трудовой активности ради
заработка... и начало настоящей профессиональной деятельности, которая, возможно, будет служить
определяющим фактором на протяжении следующих двадцати лет моей жизни. Мне невольно вспомнился
Джейсон. Поприще, которое он избрал, озлобило его. Не хотелось бы, чтоб я загнал себя в такую же ловушку.
— Да, — добавил Самтен. — Нужно очень осторожно принимать важные решения в жизни.
— Ну... ошибки можно исправить в следующей жизни, — пошутил я, намекая на переселение душ.
Мой приятель-буддист поразмыслил над моими словами... и согласился:
— Да, пожалуй.
— Так, — вмешался Джим, — давайте прервемся на минутку. Дэнни... спроси Самтена, что обычно
заставляет людей приходить к вам.
— Будет сделано, — сказал я, все еще пребывая в эйфории. А что, неплохо я сострил по поводу
реинкарнации.
Джим вновь включил камеру.
— Самтен... что обычно заставляет людей приходить к вам?
— Это может быть что угодно. Я часто разговариваю с людьми о том, что привело их сюда, что указало им
путь к нам. Иногда это переживания. Иногда чистая случайность. Иногда брошенное мимоходом замечание
незнакомого человека. Иногда столкновение с каким-то неодушевленным предметом или животным.
У меня екнуло сердце.
— Ну-ка... подожди. Что вы там говорили про незнакомцев и брошенные мимоходом замечания?
Я чувствовал, что Джим как-то странно смотрит на меня из-за камеры, но я уже старался не для программы
«Ричард и Джуди» — я старался ради себя.
— Ты будешь удивлен, — отвечал Самтен, — но иногда люди оказываются здесь из-за того, что кто-то что-
то сказал. Что-то такое, что задело их за живое или открыло им глаза. Что-то, что нашло отклик в их душе.
Зачастую тот, кто это сказал, даже не подозревает, какой эффект произвели его слова. Но иногда это деяние...
э... просветленного существа...
Я оторопел. Что он сказал?
— Просветленного существа? — переспросил я.
— Да, — ответил Самтен.
— Как... Майтрея?
— Да, — кивнул монах. — Ты слышал про Майтрею?
Слышал ли я про Майтрею? Чудеса да и только. Если
подумать, я здесь оказался как раз потому, что однажды незнакомый мне человек бросил фразу, которая
задела меня за живое. И, возможно, этот человек, как полагают некоторые, был... просветленным существом.
Невероятно. У меня голова шла кругом.
— Да, я слышал про Майтрею! Я все знаю про Майтр...
— Стоп, — крикнул Джим. — Мм... По-моему, ребята, вы перегибаете палку. Аудитория вас не поймет. Еще
раз задаем этот же вопрос, но разговор ведем в более общем ключе... и... мотор...
Я был растерян. Испытывал досаду. Казалось, Майтрея и тут, и там — всюду. Что, полагаю, весьма кстати для
того, чья цель — вездесущность. Сейчас мне хотелось говорить только о Майтрее, о моем попутчике в автобусе
и о том, что все это может значить. Обо всех, на первых взгляд, случайных событиях, которые привели меня
сюда, к Самтену. Но Джим был прав: я приехал в Добройд работать, а не болтать в свое удовольствие, поэтому
мы с Самтеном, прогуливаясь по замку, продолжали беседовать о программах обучения, которые предлагали
монахи. Здесь было здорово, и я все больше проникался искренней симпатией к своему долговязому приятелю.
Он водил меня по комнатам, рассказывал разные истории, представил другим монахам, и только после того, как
он объяснил, что ему нужно перебинтовать палец, съемка была приостановлена.
— Что у вас с пальцем? — полюбопытствовал я.
— Упал недавно на лестнице. По глупости. Скоро вернусь...
Съемочная группа отправилась искать новые места съемок. А я вдруг осознал, что получаю огромное
удовольствие от своей новой работы. Оказывается, брать интервью так просто. Беседуешь с людьми, и все.
— Помни, Дэнни, — напутствовал меня Джим, прежде чем уйти вслед за своей командой. — Попытайся его
спровоцировать. Добейся от него неадекватной реакции. Копай глубже в буддизм. Работа на телевидении —
дело непростое. Светской болтовни тут недостаточно.
Джим улыбнулся. Вне сомнения, ему не терпелось посмотреть, как я буду злить монахов. Удрученный, я
кивнул ему и, стоя на одном месте, стал думать, как бы мне выполнить эту непростую и неприятную задачу.
Через несколько секунд я заметил выходящего из-за угла Лайама.
— Привет, Лайам.
— Привет. Как съемки?
— Здорово. — Мы пошли по саду.
— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы стать монахом, Дэнни?
Я улыбнулся.
— Ну... пожалуй, в детстве. У меня были несколько видеокассет о боевых искусствах. Про монахов
Шаолиня, которые все дни напролет то медитировали, то прыгали по столам и разбивали о головы кирпичи.
Весьма увлекательное зрелище. Наверное, тогда я тоже представлял себя монахом.
— Кино и действительность — разные вещи, — сказал Лайам. Говоря по чести, об этом я и сам догадался.
Лайам нагнулся, разглядывая цветок, а я продолжал:
— У меня был фильм «Шаолинь против ниндзя», где все монахи Шаолиня сражались с могущественными
воинами-ниндзя.
Лайам поднял голову от цветка и посмотрел на меня.
— Да? И как это было?
Я пожал плечами.
— Дрались и все такое. Кто-то перепрыгнул через стол и разбил о чью-то голову кирпич.
— Кто победил?
— Не помню. Либо ниндзя, либо монахи. Но, думаю, в конце они, по крайней мере, прониклись уважением
друг к другу.
Лайаму мой вывод понравился.
— Это хорошо. Нравоучительный фильм.
Я повернулся к нему.
— Лайам... а ты когда-нибудь дрался с ниндзя?
Он с грустью покачал головой.
— Нет.
Я снова был с Самтеном и не чаял скорее закончить интервью, а потом надеялся обсудить с ним жизненно
важные вопросы, которые занимали все мои мысли. Мы находились в кафе на территории замка под названием
«Мир во всем мире», ожидая, когда съемочная группа подготовит площадку для съемок завершающей части
интервью.
Я говорил мало. Больше нервничал. Это был мой последний шанс выполнить то, что, в моем представлении,
требовали от меня создатели шоу «Ричард и Джуди». Рассердить буддиста.
— Так, начинаем, — объявил Джим.
Самтен выпрямился на стуле. Я тоже приготовился... Пришло время воплощать в жизнь мою единственную
идею.
— Итак... Самтен... считаете ли вы, что, с тех пор, как вы начали исповедовать буддизм, вы стали гораздо
более спокойным человеком?
— Да, пожалуй...
— Прекрасно. Ведь это главная черта буддистов, да? Вы очень спокойные люди?
— Да, верно...
— А что, например, может вас рассердить?
— Видишь ли, каждый буддист учится контролировать свои чувства и понимать: то, что происходит вокруг
нас...
И тут я сделал свой ход.
Сам не знаю, почему я решил, что это должно подействовать, но ничего лучше я не придумал.
Я начал кулаком бить Самтена по плечу: тук-тук-тук-тук-тук...
Он вздрогнул, умолк на полуслове.
— Э... вот это вас раздражает? — спросил я. — Когда я вас пихаю?
Самтен растерянно смотрел на меня. Я продолжал колотить его.
— Ведь это раздражает, да? — не унимался я.
Я чувствовал, как кровь прилила к моему лицу. Шутка ли, я колотил монаха.
— Ну... — К Самтену наконец-то вернулось самообладание. — Нет, это...