следую ей, и это здорово, но у меня случались и провалы... я делал такие вещи, которые никогда не должен был
бы делать, и...
— Какие, например?
— Ну... вообще-то мне нравится дакать. А вот последствия не всегда меня устраивают. И... — Я подумал о
Лиззи, потом о Кристен, но отмахнулся от мыслей о них. — ...Я просто хочу убедиться, что делаю это
правильно. Вот ты когда-нибудь...
— Пришли! Вот клуб!
Марк подошел к вышибале, показал ему на меня, сказал что-то. Вышибала кивнул, и нас впустили.
Мне не терпелось переговорить с Марком и спросить у него совета. Но, едва мы вошли в клуб, я оказался
втянутым в разговор с подругой друга его друга, которая, казалось, поставила перед собой цель посвятить меня
во все подробности своей жизни.
— Мой бывший парень летом ездил в Лондон, — сообщила она, в то время как я водил взглядом по залу,
пытаясь найти Марка.
— В самом деле?
Марка я нигде не видел. Только толпы разодетых, стильных, ультрамодных испанцев в самом новом — и
самом изысканном — клубе Барселоны.
— Да. Лондон ему очень понравился.
— Чудесно, — сказал я.
Мимо меня прошел мужчина в костюме. Рубашка на нем была расстегнута до пояса. Он остановился перед
зеркалом и стал изучать свое отражение. По-моему, на лице у него был толстый слой грима.
— Мой бывший, он аферист, — сказала девушка. Я насторожился.
— Аферист?
— Да. Аферист, — подтвердила она.
В ее голосе не слышалось грусти, но мне стало жаль ее.
— Сочувствую.
Мужчина в расстегнутой рубашке все так же рассматривал себя в зеркало, — наверное, любовался собой.
— А почему ты говоришь, что сочувствуешь? — удивилась девушка.
— Ну... быть аферистом нехорошо.
— Очень даже хорошо! — с жаром возразила она. — Он же аферист, известный испанский аферист!
— Известный испанский аферист?
— Да. Аферист-уголовник.
К мужчине, стоявшему перед зеркалом, подошел его приятель с весьма изысканно остриженной и выбритой
растительностью на лице и тоже приковался к своему отражению в зеркале.
— Он — известный испанский аферист-уголовник? Ты уверена, что это хорошо?
Мужчины перед зеркалом кивнули каждый сам себе, потом друг другу и пошли прочь, — наверное,
отправились искать другое зеркало.
— Мой бывший выступал в лучших судах Испании!
— A-а, — протянул я, сообразив, что она имеет в виду. — Юрист?
— Да. Аферист. А ты как сказал?
— Я сказал: «юрист». А ты, как мне показалось, говорила «аферист».
— А какая разница?
И более циничный, чем я, человек, возможно, признал бы, что разницы и впрямь никакой.
— Дэнни! Si a Todo! — крикнул Марк, неожиданно возникнув возле меня с двумя бокалами шампанского в
руках. Откуда-то на нем уже появился галстук. Он дал мне один бокал и похлопал меня по спине. Я рассмеялся.
Марк мне очень, очень нравился. Это трудно объяснить. В конце концов, мы ведь только познакомились. Но в
нем было столько жизнелюбия... Я до сей поры заставлял себя радоваться жизни, а у него это получалось
естественно.
— Пойдем, сядем там. — Марк показал на возвышение возле танцевального круга. Там уже сидели,
потягивая напитки, несколько человек — по виду, представители барселонской элиты. Мужчина с волосяными
узорами на лице смотрел в свой бокал, — вероятно, пытался поймать свое отражение в кубике льда.
— Пойдем, — согласился я. — И, может, все-таки ты расскажешь мне о своем опыте в качестве
Согласного...
Я стремился упрочить свои отношения с Марком. Хотел, чтобы мы были не просто хорошими друзьями, а
друзьями-единомышленниками.
— Конечно, конечно, расскажу, — пообещал он. — Но помни: это только начало! У нас куча времени!
Я счел, что сейчас не самый подходящий момент напоминать ему, что прямо завтра я возвращаюсь в Лондон.
С бокалом в руке я прошел на возвышение и сел там. Марк до возвышения не дошел. На полпути его
остановила какая-то роскошная женщина, которая, по-видимому, желала с ним поговорить. Через минуту после
того, как я сел, компанию мне составил джентльмен в расшитом блестками костюме.
— Ноlа, — поздоровался он.
— Hola, — ответил я. На том наше общение закончилось. Мы просто сидели и смотрели на танцевальный
круг, который постепенно заполнялся танцующими.
Я решил, что не стоит очень уж давить на Марка, требуя, чтобы он поделился со мной своим опытом
Согласного. В конце концов, я ведь сам сейчас наблюдал за ним — здесь, в Барселоне. Марк, в отличие от меня, отвечая согласием, даже не задумывался о том, что он следует какой-то тактике. Позитивный настрой и
независимость были главными составляющими его отношения к жизни. Он просто плыл по течению,
положившись на волю судьбы.
По громкоговорителю что-то объявили, но, поскольку говорили по-испански, я ничего не понял. Мог
предположить только, что гостей пригласили танцевать, ибо, как только объявление было сделано, пять-шесть
человек, сидевших на возвышении, встали и направились к танцевальному кругу. На месте остались только я да
мой сосед в блестящем костюме. Мы с ним посмотрели друг на друга и улыбнулись. Правда, я испытывал
беспокойство. Может, я что-то я не понял? Проигнорировал прямое распоряжение? Упустил возможность
ответить согласием? Где Марк? Он ведь должен мне переводить. Я разглядывал толпу на танцплощадке, но
Марка среди них не видел. Там вдруг собралось много народу. Но никто не танцевал — все просто стояли и
переговаривались. Я поднялся, чтобы лучше видеть происходящее. Мой сосед в блестящем костюме
последовал моему примеру. Он склонился ко мне и что-то сказал по-испански. Я понимающе улыбнулся,
скрывая свое незнание испанского. Он опять что-то сказал. Я пожал плечами и улыбнулся. А потом вдруг, без
всякого предупреждения, я озарился.
Луч прожектора скользнул по залу и замер на возвышении. Заиграла музыка — громче, громче. Раздались
радостные вопли. Что, черт возьми, здесь происходит? Я решил выяснить это у мужчины в блестящем костюме
и только собрался похлопать его плечу, как, к своему ужасу увидел, что он выдернул микрофон. Господи
всемогущий. Этот человек — певец. Певец в блестящем костюме. Певец, стоящий на эстраде перед толпой
специально приглашенных гостей. Он начал исполнять
испанскую песню, а я — сконфуженный зритель — почему-то торчал на сцене вместе с ним.
Я тотчас же попытался сойти с эстрады и смешаться с толпой, но мужчина в блестящем костюме подошел к
краю сцены, загораживая лестницу. Чтобы добраться до нее, мне пришлось бы его оттолкнуть. Я оглянулся.
Сзади — стена. Выхода не было. Я оказался в западне.
Оставалось только одно. Бочком я вернулся на свое место и сел, делая вид, будто ничего не заметил. Я
смотрел на свои ноги, молясь, чтобы песня поскорее закончилась. Разок мне удалось поднять голову, но я
увидел только море людей, глядящих на меня так, будто я уродец или участник шоу, смысла которого они не
понимают. Вскоре защелкали фотоаппараты. Краем глаза я заметил группу репортеров. Я понятия не имел, кто
этот певец, но в Испании он явно был более знаменит, чем в Англии. С возрастающим ужасом я начал
сознавать, что на каждом кадре отснятого материала с выступлением этого парня на заднем плане будет
фигурировать красный от смущения очкарик, жалеющий о том, что он не знает испанского и потому не смог
понять смысла объявления, в котором всем, кроме испанской поп-звезды, предлагалось покинуть сцену!
Песня никак не кончалась. В жизни не слышал такой длинной песни! Но особенно по-дурацки я себя
чувствовал во время ее инструментальной части. Певец хотя бы танцевал, а что было делать мне? Я мог только