вокруг визжат невидимые чайники. Что подумают власти, когда найдут мое тело? Как они сумеют восстановить
картину моих последних передвижений? Какие установят причины?
Мною начинала овладевать паника. Я еще быстрее стал крутить педали и вдруг сообразил, что в кустах
справа кто-то бежит наравне со мной. Я не видел бегуна, но он производил достаточно громкий шум в высокой
траве, так что сомнений не оставалось: этот кто-то был большой и быстрый. Господи помилуй, кто это?
Остановиться я не мог. Продолжал крутить педали, быстрее, быстрее, и уже отчетливо слышал, как кто-то
громыхает возле меня. Кто это? За мной гонится? Сейчас я острее, чем когда бы то ни было, ощущал себя
персонажем одного из романов Стивена Кинга. И, несмотря на то, что я все глубже уходил, как мне казалось, в
джунгли, повернуть назад я не смел, опасаясь столкнуться с бегуном лицом к лицу — если у того, конечно, есть
лицо. И кто бы это ни был, он не отставал от меня, бежал рядом, на удалении всего нескольких шагов...
Я на скорости преодолел поворот. Мой потенциальный преследователь не отставал. Мною уже владел
панический ужас. На меня идет охота? А что, если этот кто-то решил меня сожрать? Кто у них здесь водится?
Крокодилы? Носороги? Змеи ведь не бегают.
Не оборачиваясь, я продолжал отчаянно крутить педали, и, слава Богу, шум постепенно начал утихать, а
потом и вовсе прекратился. Я был измотан, но темпа по-прежнему не сбавлял, и, лишь отъехав достаточно
далеко, я остановился, достал свой буклет и слово за словом стал перечитывать напечатанный в нем небольшой
текст, ища упоминание о чайниках-убийцах или о том, что могло бы преследовать ни в чем не повинных
британских велосипедистов. Разумеется, ничего такого я не нашел, но легче мне не стало: дурное предчувствие
лишь усилилось. Неужели «да» пытается меня убить? Ведь оно должно помогать мне жить! Другие шумы
вокруг меня еще не улеглись. Я стоял на дороге в окружении огромных деревьев, которые заслоняли солнце,
отчего здесь витал дух затхлой вечерней сырости.
А потом я услышал за спиной шарканье, шелест разгребаемых листьев и с перепугу вдавился голенями в
педали, пытаясь тронуть велосипед с места, но никак не мог
обрести равновесие. Ноги вдруг стали непомерно длинными, а шум все усиливался. И вдруг здоровая
мускулистая ящерица размером с танк пронеслась мимо меня, нырнула в брешь в кустах и там замерла. У меня
бешено заколотилось сердце. На меня охотится ящерица. Ящерица, чтоб ей пусто было! Нет, тут что-то не то.
Это не рай!
И вообще, если это рай, тогда почему так мало людей стремятся здесь жить? Ведь я пока не встретил ни
одного человека. Или здесь живут одни ящерицы? А вдруг Дэвид Айк106 прав?!
Я продолжил путь, стараясь держаться дороги. Назад не оглядывался — боялся увидеть еще что-нибудь
путающее. Я раскраснелся, изнывал от усталости, мне хотелось присесть. И тут я увидел указатель, согласно
которому неподалеку находилось местечко под названием пляж Нуалонг. Ага, пляж. Замечательно. То, что
нужно. Там наверняка безопасно.
Вскоре я и впрямь выехал на побережье. Стало немного пасмурно, но по-прежнему было тепло. Изнуренный,
я слез с велосипеда и сел на берегу.
Вода была теплая, солнце грело. Несмотря на то что я натерпелся страху из-за ящерицы, мне вдруг стало
невероятно хорошо оттого, что я приплыл на этот остров. Казалось, я как никогда далеко от Лондона, от людей.
Я был один. Находился за тысячи миль от другой жизни. Я задумался о том, что привело меня сюда. На пляже
острова Пулау-Убин я сидел сейчас благодаря череде случаев, когда я ответил согласием. Конечно, началось
все с моего попутчика в автобусе. Но выходные в Сингапуре стали возможны только потому, что я согласился
пойти на скучную вечеринку, где нужно было поделиться интересными фактами. Этими выходными я обязан
Гарету. И Джеффу. И Марку. Как знать, скольким еще цепочкам я положил начало. Как знать, какую еще
череду событий я спровоцировал. К чему еще все это приведет? Что меня ждет на следующей неделе, в
следующем месяце в результате того, что я ответил согласием на что-то на прошлой неделе или в прошлом
месяце?
Сейчас конец ноября. Скоро декабрь. Мне осталось всего лишь месяц следовать тактике согласия, а потом я
начинаю жить по-новому. Более ответственно — работа с девяти до пяти, электронные таблицы, прожекторы
над головой. Больше никаких поездок в Сингапур с бухты-барахты по случайным кредитным картам. Никаких
спонтанных выходок. Все должно быть чин-чином, спокойно. Так же спокойно, как здесь. Но в запасе у меня
еще есть парочка приятных сюрпризов. Например, Лиззи.
Я сидел на солнышке и улыбался. Мой эксперимент подходил к концу. Осталось всего несколько недель. Я их
ждал с нетерпением.
Через час я возвратился к пристани. В конце пирса собралась — непонятно откуда — большая группа людей.
Они сидели в молчании и терпеливо ожидали прибытия следующего судна, которое должно было отвезти их на
большую землю. С невозмутимым видом я направился к ним. Двоих я узнал. Вместе с ними я приплыл на
остров. Всего собралось человек четырнадцать. Но вот что странно: все они сидели на одной скамье. Там было
четыре скамьи, образующие один большой квадрат, но все эти люди почему-то сидели на одной. Сидели в
рядочек и смотрели в одном направлении — на меня, приближающегося к ним туриста. Но я не испугался и не
смутился. Они не выказывали ни тени страха или смущения, полагая, что сидеть рядком и молчать —
абсолютно в порядке вещей. В Лондоне такого не увидишь. Мы все рассаживаемся по разным скамьям, причем
стараемся выбрать ту, где народу поменьше. Мы всегда держимся особняком.
Это незамысловатое зрелище воодушевило меня. Приближаясь к ожидающим пассажирам, я поднял руку и
улыбнулся. Нужно было решить, где мне сесть. Не мог же я сесть отдельно, в стороне ото всех, Тогда меня
непременно сочли бы типичным неприветливым снобом с Запада. Поэтому я поборол неловкость и сделал то,
что при обычных обстоятельствах ни за что бы не сделал: сел прямо в серединку между ними. И во мне вдруг
проснулся философ. Это «да» меня так изменило. Избавило от чопорности. В конце концов, кто я для этих
людей? Обычный незнакомец. Да, у меня белый цвет кожи и необычные шорты, но, по существу, я просто
человек, присевший рядом с ними на скамью в ожидании судна. Никто не произнес ни слова. Несколько
человек глянули на меня. Я тоже на них посмотрел и улыбнулся. На этой скамье царил дух взаимного
уважения. Молчаливого, бессловесного уважения. Я, турист из далекой страны, уважал их. Они, простые
малазийцы, спокойные и безмятежные, глядящие на чужеземца с тихим удивлением, с уважением относились
ко мне. Я глубоко вздохнул, размышляя об этом неожиданно возникшем ощущении общности. Мы живем в
совершенно разных мирах, в разных концах света, но нас объединяет невыразимое словами умиротворяющее
родство душ. Может, в этом и заключается смысл понятия рай, думал я. Может, рай — это не Пулау-Убин... а
мироощущение людей, живущих на этом острове. Может, рай не вокруг нас, а в нас самих.
А потом эти люди вдруг разом заговорили обо мне, и стало ясно, что они — одна большая семья, потому и
сидят вместе, и им непонятно, кто я такой и почему сел между ними, а не на другую скамью, как поступил бы
любой нормальный человек. Я покраснел.
Сделав вид, будто мне надо размяться, я встал, зевнул, прошелся до другой скамьи, словно она меня чем-то
заинтересовала, потом сел и принялся разглядывать свои ноги. Прошел целый год, если не больше, прежде чем