приехала сюда, к тебе...
— Нет. Это с тактикой согласия никак не связано. На это я всегда сказал бы «да».
— Потому что, насколько я понимаю, билет в Эдинбург... правда, тогда было все по-другому, но теперь,
если б я почувствовала, что ты...
— Нет, Лиззи. Честно.
— Вот и хорошо.
Но я не хотел, чтобы она думала, будто я предложил ей остановиться у меня только из вежливости.
— Серьезно, — убеждал я. — Я никогда...
— Шш. Я верю тебе.
И по ее взгляду я понял, что она действительно мне верит.
Следующие несколько дней пролетели так же, как в Эдинбурге. Лиззи ходила на встречи, после я ее забирал,
и мы гуляли по городу. В один из дней пообедали вместе с Ианом — он тогда впервые увидел таинственную
Лиззи, — и она вела себя идеально: говорила то, что нужно, восклицала и смеялась, когда требовалось.
Иан раскололся и признал свою причастность к розыгрышу, едва я предъявил ему обвинение. Он попытался
убедить меня, будто делал это для моей же пользы: якобы он боялся, что мне это надоест, что в любом случае
было бы лучше, если б я изменил своему слову, и, вообще, поскольку пока я, фактически, не сказал «нет»,
значит, победа остается за мной. Я был строг с ним, но, если честно, в «Манифесте Согласного» ничего не
говорилось про то, что он был не вправе подтверждать подозрения Ханны. Поэтому я сказал, что прощаю его.
Но только — и вы уж меня не выдавайте — потому, что приготовил для него нечто особенное.
Как бы то ни было, после Лиззи угостила нас двоих мороженым и от души смеялась над шутками Иана.
Думаю, она жалела его из-за всей этой истории с Чудесным увеличителем пениса.
— Потрясающая девушка, — сказал Иан, когда Лиззи отошла в уборную. Я кивнул соглашаясь с ним.
Все втроем мы сели в мой маленький автомобиль и поехали в кинотеатр возле Канэри-Уорф и, несмотря на
протесты Иана, пошли смотреть первый же фильм, кото-
рый порекомендовал нам мужчина за кассовой стойкой. После мы сели в одном из пабов в Доклендсе, и Лиззи
стала ругать Иана за то, что он радовался моим бедам и испытаниям, поощрял Ханну и держал в тайне свое
наказание.
— Кстати, наказание остается в силе, — заявил Иан. — Пока ты выиграл только битву, а не войну. Ты еще
можешь проиграть. И тогда я тебя накажу.
— Так в чем заключается твое наказание? — спросила Лиззи, наверное, уже в третий раз за вечер. — Прямо
уж такой великий секрет! Ты должен ему сказать. Для него это будет хороший стимул.
— Никому я ничего не должен, — возразил Иан. — А наказание, уверяю, что надо.
— И что это за наказание? — не унималась Лиззи. — Не придумал ты никакого наказания. И даже мыслей
никаких у тебя нет. Ты просто надеялся, что, помогая Провокатору, заставишь его оступиться!
— Ничего подобного. Наказание есть. Отменное. Но я ничего не скажу.
И тут у Лиззи возникла идея.
— Ты вправе наказать Дэнни только в том случае, если сам побываешь в шкуре Согласного... — сказала она.
— Тогда ты будешь знать что почем и сумеешь придумать соответствующее наказание...
Я улыбнулся, догадавшись, к чему клонит Лиззи.
— Только тогда ты сумеешь придумать по-настоящему толковое наказание.
— Я же не дакаю на все подряд! — вскричал Иан. — Это он у нас Согласный! А я не трачу все свои деньги
на покупку дипломов и снадобий через Интернет.
Мы с Лиззи заговорщицки переглянулись. Ибо мы точно знали, что он покупает через Интернет.
Но Лиззи продолжала очаровывать его, и в конце концов он согласился подакать — до конца этого вечера. В
итоге Иан угостил напитками трех парней за стойкой бара, послал SMS-сообщение весьма занудному коллеге, в
котором написал, что согласен поужинать с ним завтра вечером, и мило побеседовал с блондинкой за соседним
столиком. В какой-то момент нам пришлось спасать его от стоявшего в углу игрового автомата, ибо каждый
раз,
как игра заканчивалась, на экране появлялась надпись: «Сыграешь еще раз?», причем мы заметили, что он в
беде, только через сорок минут.
На следующее утро Лиззи поехала со мной в Бат, чтобы посмотреть город и познакомиться с моими
родителями и котом Сэмми. А по возвращении в Лондон как-то в субботу после обеда — это был дождливый
день — я повел ее есть куриный дансак в «Мадрасской долине», а потом несколько часов мы провели на Грей-
Портленд-стрит, где она сидела и хохотала вместе со мной и несколькими сотнями моих очень близких друзей.
Мы... становились чем-то друг для друга. Я и она. Хотя нет, не так. Мы уже стали парой. И это было здорово.
И грустно.
Как-то, ближе к вечеру, она вернулась домой с небольшим подарком.
— Я нашла это в метро. Подумала, что тебе, возможно, понравится.
Это был рекламный листок. Я прочел верхнюю строчку.
— «Тим Миллер приглашает в студию художественной самодеятельности для мужчин нетрадиционной
сексуальной ориентации».
— Для геев это шанс выразить себя посредством ак-терской игры и танца, — объяснила Лиззи. — Я знаю,
что ты не гей, но ведь это приглашение, и потом, думаю, ты, наверное, любишь танцевать, да?
Я рассмеялся. Лиззи оценила мое увлечение. Она не считает, что я занимаюсь глупостями.
— Да и вообще, я решила, что мне тоже надо попробовать, — добавила она.
— Что попробовать? Выразить себя посредством ак-терской игры и танца?
— Нет. Говорить «да». Поэтому я пошла в турбюро и спросила, где, на их взгляд, можно неплохо провести
вечер пятницы. Они порекомендовали Прагу. И я купила для нас два билета.
— Что?
— Купила нам два билета в Прагу. Что скажешь? Хочешь провести со мной в Праге вечер пятницы?
— Ты... ну и ну... — Впервые я получал столь удивительный подарок от девушки. Даже не думал, что они на
такое способны. Я нашел родственную душу — девушку, которой нравится соглашаться! Я хотел сказать ей,
что она великолепна, что все это великолепно, что поездка в Прагу — это великолепно... но мне удалось
выдавить из себя только «...Да!»
Это было невероятное путешествие. Спонтанное, беззаботное, стремительное и веселое. Мы вылетели в Прагу
после обеда, ближе к вечеру, и уже в девять часов гуляли по Староместской площади. Этот декабрьский вечер
был очень студеным, но бодрящим и свежим, и мы купили горячий шоколад, чтобы согреть руки. Потом
ходили смотреть собор Св. Николая и целовались на Карловом мосту. А едва пробило десять, мы оба
непроизвольно задрали головы вверх, ибо в атмосфере — мы это почувствовали — что-то менялось. Поначалу
я затруднялся определить, что нас побудило глянуть на небо, а потом увидели, что в воздухе медленно и плавно
кружат снежинки. Мы рассмеялись, но в смехе Лиззи слышалось что-то особенное. И я вдруг понял, что она
впервые видит снег. Здесь. Сейчас. Я был поражен. Она сказала «да», и «да» сделало ей подарок.
Вы уж простите мне мою восторженность, но это было чудо.
В день отъезда Лиззи ни мне, ни ей не хотелось говорить о будущем. И мы оба старательно избегали этой
темы.
Мы изумительно провели вместе две недели. Одну — в Эдинбурге. Вторую — теперь, в Лондоне. На этом я и
пытался сосредоточиться.
Я проснулся рано и смотрел, как она спит. Я был спокоен, и в то же время мной владела некая смутная
тревога. Я понимал, что она уезжает. И также знал, что во мне самом что-то должно измениться.
Пока Лиззи заказывала такси в аэропорт, я приготовил завтрак. Закончив собирать вещи, она пришла в
гостиную, где я тихо сидел с пакетом сока в руке.
— Я приготовила для тебя одно «да», — промолвила она.
— Как это?
— Хочу сделать тебе предложение, на которое ты должен согласиться.
— Что за предложение?
Лиззи улыбнулась.