Так вот, Джон Лилли в своей книге объявил всему читающему миру следующее: “В течение ближайших 10–20 лет человечество наладит связь с представителями других биологических видов, т. е. не с людьми, а с какими-то другими существами, возможно, не наземными, скорее всего морскими, но наверняка обладающими высоким уровнем умственного развития или даже интеллектом” [Лилли Дж. Человек и дельфин. М., 1965. С. 9–10.].
И хотя прогноз Дж. Лилли оказался (теперь мы видим это воочию) чересчур оптимистичным, многое в размышлениях Ж. Майоля определяется и становится понятным именно под углом зрения такого гносеологического феномена, как столкновение сухопутно-человеческого и маринистски-дельфиньего восприятия мира. Звучит, конечно, парадоксально. Но ведь эта антитеза заложена в самом названии книги Ж. Майоля, опустившего в отличие от Дж. Лилли союз “и” в качестве связующего звена ключевых понятий своих рассуждений и заменившего его специфической лингвоструктурой, семантический смысл которой можно адекватно передать словосочетанием “человек дельфиний” (по аналогии с принятыми в антропологии понятиями Homo erectus, Homo habilis, Homo sapiens и т. д.).
Книга Ж. Майоля проникнута любовью к природе и гуманизмом. Главную задачу автор видит в том, чтобы приобщить своих читателей и почитателей к радости здорового и эстетического общения с морем и наиболее разумными из его обитателей — дельфинами, к радости, которую он в полной мере испытал сам. Путь к этому, предлагаемый Ж. Майолем, чисто спортивный и в этом смысле естественный. Осмысливая собственный опыт, изучив достижения йогов, которые в своем ненаучном эмпиризме достигли потрясающих воображение “среднего” человека успехов в задержке дыхания, управлении телом и всем организмом, концентрации внимания и воли, а также опыт ныряльщиков Японии, Полинезии и других островов Южных морей, Майоль пришел к выводу, что внедрение в практику подводных родов и обучения новорожденных плаванию, нырянию, длительному пребыванию в воде и под водой позволит людям научиться задерживать дыхание до двадцати минут. Такой период пребывания под водой (сам Ж. Майоль и описанные им “люди-выдры” на островах Индонезии могли обходиться без атмосферного воздуха около пяти минут) даст возможность проникнуть на более чем стометровую глубину без всякого специального снаряжения, получить огромное удовольствие от сближения с природой, понять и прочувствовать свою неразрывность с ней, т. е. получить эффект оздоравливающе-спортивного, эстетического, экологического воспитания. Кроме того, именно из тьмы морских глубин он остро ощутил проблему единства мира — природного и социального. Природы и Человека.
Мечтая о колоссальном расширении физических возможностей человека с целью приспособления к более длительным погружениям в море, Ж. Майоль как гуманист напрочь отвергает даже самую идею операции на легких, уродующей организм человека (создание полуискусственных существ типа Ихтиандра из фантастической повести Александра Беляева “Человек-амфибия” или придуманного фашистами отряда морских диверсантов — “рыбочеловеков” из другой фантастической повести — “Плиозавр-45” [См.: Захарова Л., Сиренко В. "Плиозавр-45" // Природа и человек. 1985. № 5–9.]), так же, как и опасное для жизни акванавтов введение в кровь специальных веществ (благодаря чему достигнут абсолютный рекорд погружения — 508 м), и т. п. Жак Майоль выступает за культ активации естественных резервов человеческого организма, заложенных в нем эволюцией и “не востребованных” до сих пор. Именно на такой физиологической и психологической основе зиждется расширение возможностей глубинного погружения, общение с подводным миром, и в первую очередь с дельфинами.
Жак Майоль искренне обеспокоен тем, что Технологический (Индустриальный) человек (это выражение часто встречается в книге и употребляется автором с негативным акцентом как извращенная антитеза Человека естественного, природного, гуманного) своими отношениями с окружающей средой по сути дела рубит сук, на котором сидит. Майоля охватывает горечь оттого, что дельфины продолжают оставаться объектом хищнического истребления браконьеров. Кроме того, их существованию угрожает загрязнение ядовитыми отходами производства стоков Мирового океана. Но, резко осуждая Технологического человека, Жак Майоль не видит социально-экономического контекста глобальных экологических проблем, перед лицом которых в конце XX в. оказалось человечество. Он их только чувствует. И выражает свой протест стихийно, эмоционально, ненаправленно, в духе характерного для него просветительского, абстрактного, либерально-утопического подхода. Майоль, например, уверен, что если он сумеет достаточно ясно объяснить наибольшему числу людей, как прекрасен подводный мир и как удивительны его обитатели, в первую очередь дельфины, возвышающиеся над остальными морскими млекопитающими примерно так, как шимпанзе над гориллами, орангутангами и гиббонами, то тем самым он (через воздействие общественного мнения и путем преодоления экологического невежества) сможет остановить Технологического человека в его безумно-безудержном разрушении Природы (и самого себя), заставит его оглянуться назад, сочувственно отнестись к Мировому океану и его “молчаливым”, потенциально обреченным обитателям.